— С сыном поговорю позже, а сейчас я хочу узнать о вас.

От нарастающего волнения сердце неровно бьется в груди. Облизываю пересохшие губы и ерзаю на стуле. В попытке избежать встречи с его пугающими глазами, я прикрываю лицо волосами, перекинув их на одно плечо и попеременно посматривая то на нетронутый бокал вина, то на Матвея. Жених замечает мое состояние.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Пап, ну что ты напал на мою девочку? Она и так боялась знакомиться с тобой, а ты ей продохнуть не даешь.

После этих слов я непроизвольно подпираю рукой лоб и качаю головой. Это фиаско, Матвей. Теперь твой папочка точно сожрет меня.

— Я думаю, Роксолана самостоятельная девушка и, если ей неудобно отвечать на мои вопросы, пусть скажет об этом. — Буквально физически ощущаю на себе пристальный взор, отчего тело вспыхивает обволакивающим жаром, словно меня пронзают острые молнии.

— Матвей, все нормально. — Заставляю себя посмотреть на будущего свекра. — Просто вы не услышите того, что ожидаете.

— А откуда вам известны мои ожидания? — Рафаэль постукивает по столу пальцами, но, заметив мою растерянность, раздраженно расстегивает верхние пуговицы рубашки и слегка распахивает ворот, открывая небольшой участок груди. Я непроизвольно скольжу взглядом по оголенной коже, акцентируя внимание на части татуировки, что болезненным отголоском всплывает в памяти. — Что-то не так? — Он изгибает бровь, вальяжно откидываясь на спинку стула.

— Господи… — Резко отворачиваюсь, ощущая, как щеки покалывает от жара. — Простите, синьор Росси.

— Прекратите извиняться! — резко осаждает меня Рафаэль, и дышать становится еще труднее. Мне ни разу в жизни не встречалась настолько подавляющая энергетика. Я будто заперта в клетке с голодным тигром, который играет со своей жертвой, прежде чем свернуть ей шею. — Меньше всего на свете я люблю ждать. — На серебряном подносе мужчине подают сигару, и, отрезав кончик специальными щипцами, он не спеша проводит ей под носом, с наслаждением вдыхая запах табака. Я наблюдаю, как губы обхватывают вытянутый цилиндр, и он жадно прикуривает, выпуская густое облако дыма в мою сторону. — Роксолана, — произносит мое имя подобно приговору, взмахивая сигарой в сопровождение своей речи.

Сглатываю и, набрав полные легкие воздуха, слегка поворачиваюсь корпусом в сторону Рафаэля.

— Я из небольшого провинциального городка. Моя семья небогата и далеко не из знатного рода. Да и наследства у меня нет. Вы это хотели услышать? — Соединяю пальцы рук в замок и крепко сжимаю их. Мне некомфортно говорить о себе, но испытующий взгляд дьявола пронзает меня, заставляя продолжать: — О своих родителях я знаю лишь по рассказам. После гибели папы мать крепко подсела на алкоголь, связалась с плохой компанией, а затем последовали наркотики. С раннего детства меня воспитывали бабушка и дедушка. Сейчас у меня осталась только бабушка. В восемнадцать лет я уехала покорять столицу, поступила на бюджет и окончила университет с красным дипломом бакалавра по лингвистике. На первое время устроилась на подработку в итальянский ресторан официанткой, там и познакомилась с вашим сыном, который оказался владельцем того роскошного заведения. И вот теперь я здесь… в роли его невесты… — Нервно облизываю губы. — Я ответила на ваш вопрос, синьор Росси? Вы остались довольны? Или мне продолжить в мельчайших подробностях?

— Бедная, но не глупая. — Он задумчиво потирает подбородок, облокотившись о стол. — Сын привлек толстым кошельком или смазливой мордашкой?

Его слова бьют тупым ударом под дых.

— Отец! — восклицает Матвей, но Рафаэль осаждает его резким жестом.

— Zitto[1]! — строго бросает он, не сводя с меня пристального взгляда.

— Меня не интересуют ваши деньги! — уверенно заявляю я, но голос дрожит от обиды.

— Неужели? Думаешь, ты первая такая здесь сидишь? Если Маттео не способен разглядеть и бревна в собственном глазу, то я вижу людей насквозь.

— Боюсь, вам стоит обратиться к окулисту, — выпаливаю, вскакивая со стула. Обида раздирает горечью, перерастая с каждой секундой в жгучую злость. Так и знала, что в этой семье меня будут попрекать деньгами, на которые я никогда не претендовала. Выдыхаю и стараюсь взять себя в руки. — Прошу меня извинить.

— Вернись на место! — останавливает меня грозный рык.

— Рокси, сядь, пожалуйста. У нас не принято выходить из-за стола, пока отец не дал на это добро, — взволнованно просит Матвей, пытаясь предотвратить конфликт.

Только вот уже поздно, провал неизбежен. Чувствую, как мои глаза расширяются и, открыв рот, просто хватаю воздух, словно выброшенная на берег рыба. Не нахожу слов для ответа жениху, поэтому возвращаюсь на место.

— Я очень устала и хотела бы отдохнуть, — говорю, впиваясь в Матвея умоляющим взглядом.

— Скоро пойдем, малышка, — успокаивающе произносит Мот и протягивает мне ладонь, которую я судорожно сжимаю. Кажется, моя нервозность взлетела до небес, и я уже жалею, что поддержала идею о знакомстве с отцом жениха. Но мне становится немного легче, когда чувствую поддержку Мота.

— Клоунада, — презрительно фыркает Росси и спокойно поднимается из-за стола.

Очередная волна горечи накрывает меня с головой, поглощая остатки сдержанности и выпуская мой неуправляемый характер на свободу.

— Клоун здесь один, — язвительно парирую, но тут же замолкаю, заметив ужас на лице буквально окаменевшего Матвея.

Осознав смысл сказанного, неуверенно поднимаю взор, и меня неприятно пронзает злобный прищур его отца. Он словно разъяренный ястреб, что хочет вырвать мои внутренности, поэтому я начинаю жалеть о своей выходке. Очевидно, Рафаэль в бешенстве. Несмотря на непроницаемое выражение черных глаз, я улавливаю это всеми фибрами души. Контроль этому мужчине явно нелегко дается и, нервно пройдясь пятерней по копне смоляных волос, Росси покидает обеденную зону. А когда шествует мимо, я каждой клеточкой ощущаю исходящие от него простреливающие гневные флюиды.

— Chiudi la bocca alla tua cagna[2], — грубо бросает Матвею отец, отчего я готова слиться со стулом. Присутствие этого дьявола за спиной подавляет, а голос, наполненный скрытой яростью, душит невидимой удавкой.

Что мне теперь делать? Как цивилизованно вести себя рядом с этим наглым и самодовольным грубияном? Зачем я только пошла тогда на этот пляж? И что будет, если обо всем узнает Матвей? Я даже в глаза посмотреть ему не смогу.