Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эпоха непостижимых перемен накрыла нас всех мощной волной. Мы барахтаемся, пытаясь выбраться на твердь. Всякий человек начинает метаться и ломать сам себя ради призрачного достатка. Вот и я побрел не в свои палестины. Но ведь кто-то все же должен делать то, что необходимо обществу в широком смысле!
Я чувствовал, что меня заносило в размышлениях. Уже нещадно морил сон, но разум упрямо стремился довершить начатое. Мысли путались. Они расплывались, словно акварельные краски на рыхлой, влажной бумаге. Все постепенно стало незначительным и не таким тягостным. Беспокойно, не сразу, но все же я крепко уснул в ту октябрьскую ночь с воскресенья на понедельник.
На маленькой кухне двухкомнатной «хрущобной» квартирки было очень тесно. Тут старая, обшарпанная мебель натужно доживала свой век, едва уже вмещая внутрь себя многообразную, необходимую людям утварь, но все же старательно служа владельцам. Ароматы готовящейся пищи толкались, смешивались, образуя какофонию съестных запахов. На конфорках газовой плиты соседствовали кастрюли с супом и тушеным мясом. На их эмалированных боках тоже остались безжалостные отметины бессменной службы – нагары, отбитое покрытие. В духовке румянились аккуратные пирожки с капустой. На столе развалились намытые овощи – заготовки для салата. Готовилось много, сытно, словно ожидался языческий праздник чревоугодия. Колдовала всем прекрасная белокудрая нимфа. Женственно двигаясь в двух кубометрах свободного пространства и страдая от неизбежной духоты, она творила своё привычное дело. Мелкие завитки её волос курчавились еще больше от потной влаги и весело подпрыгивали в такт движениям своей хозяйки. Её звали Марьяна.
Каждый воскресный день Марьяна старалась наготовить впрок, чтоб в начале рабочей недели, вернувшись вечером, было чем быстро накормить семью. А ещё ей всегда хотелось выделить выходной день из монотонной череды будней особенным, грамотным обедом.
На кухню вплыла мать Марьяны, Жанна Ивановна. Она материализовалась у дочери за спиной. Именно спиной Марьяна ощутила, что на кухонке стало немного жарче и теснее. Жанна Ивановна томно промурлыкала, растягивая слова:
– Марьяшенька, а скоро ням-ням? Сержик хочет кушать!
Эти, в общем-то, детские слова звучали нелепо из уст отцветающей женщины, да и сообщение про Сержика отдавало бесцеремонностью, но такое уж обыкновение имела Жанна Ивановна. Марьяна невольно подумала про себя, что мать могла бы и помочь ей, хотя бы ради своего вечно голодного Сержика. Эта мысль дежурно возникала в голове Марьяны. Она даже несколько раз пыталась её озвучивать, но словесные призывы Марьяны зависали в безответной тишине, никому не интересные. Все члены этой странноватой, разношерстной, недружной, но мирной семьи с удивительным коллективным упорством избегали кухонных тягот. Пожалуй, все были едины именно в привычке вкусно и обильно питаться, не обременяя себя при этом хлопотами по хозяйству.
– Сержик читал, читал и заснул, – дополнительно сообщила Жанна Ивановна своим фирменным мурлыкающим тоном. – А теперь он проснулся и хочет ням-ням!
Марьяне очень хотелось желчно заметить, что Сержика легче убить, чем прокормить, но все же она привычно сдержалась и не стала дерзить Жанне Ивановне. Ей было по-женски немного жаль свою мать. Она мягким голосом, несколько схожим с материнским, ответила нараспев:
– Нет, мамик, ещё подождите полчасика, я вас позову. А если тебе незатруднительно, то можешь порезать салат.
Жанна Ивановна молча повертелась несколько минут, рассеянно пожевала веточку укропа и плавно удалилась в свой мирок. Мать и дочь, существуя в смежных комнатах под одной крышей, проживали разные эмоциональные жизни. Мать пребывала в состоянии пылкой, ослепляющей влюбленности, а дочь на все события смотрела вполне трезво. Объектом страсти немолодой женщины был некий Сергей Николаевич Кулик. Их неожиданный брак многие считали мезальянсом и пророчили скорый финал отношений. Казалось, в наличии все обстоятельства для такого развития сюжета. Сержик был недурен внешне и моложе жены ровно на пятнадцать лет. В свое время он закончил с отличием геологический факультет МГУ и ныне занимался некоторый научной деятельностью вкупе с руководством небольшим отделом, в котором и работала Жанна Ивановна. Супруги почти не расставались.
Жанна Ивановна была соответственно на пятнадцать лет старше своего дорогого мужа, имела весьма скромное среднетехническое образование и поблекшие внешние данные. Но проходил год, другой, третий, а у них всё царили совет да любовь. Отчасти секрет, возможно, крылся в том, что Сергей Николаевич абсолютно был беспомощен в быту, но вполне элегантно владел искусством обращения со столовыми приборами во время трапезы. Трапезничать он любил. Жена же сумела окружить его неустанной заботой, вниманием и тем уровнем комфорта, какой в принципе был возможен на её небольшой жилплощади. Впрочем, своей жилплощади у Сержика не было. До женитьбы он скромно проживал в общежитии.
Сергей Николаевич имел полную возможность читать научную, художественную и публицистическую литературу сутками. Сержик Кулик был литературный наркоман. Он выписывал десятки периодических изданий, покупал тонны книг и читал все это запоем.
В их с Жанной Ивановной комнате теснота происходила от наличия множества томов и журнальных подшивок. Собственно, кровать, книжные шкафы и подвесные полки заполняли кубатуру помещения. Это был гибрид спальни и кабинета. В выходные дни Сержик, бывало, не поднимался с постели, а, только приняв удобную позу, читал, делая пометы и записи в блокноте. Туда же, в постель, Жанна Ивановна зачастую подавала ему еду, и, млея от любви и нежности, забиралась сама ближе к Сергею Николаевичу. Он был абсолютно искренне благодарен ей и невнятными движениями, которые считал ласкающими, мял и гладил её пухленькое тело, совсем не обращая внимания на то, что оно не молодо.
Его жене, матери Марьяны, второй супруг казался щедрым подарком судьбы. Сергей Николаевич не замечал, что она не молода и не особенно симпатична, а Жанна Ивановна в ответ не заостряла внимания на том, что муж проживает в доме гостем, не имея обязанностей, да и вообще часто ведет себя странновато. После скоротечного, неудачного первого брака с отцом Марьяны она долго не верила в возможность новых законных уз с другим мужчиной. Отец Марьяны много пил и осложнял ей жизнь хамскими выходками. Конечно, от союза с ним родилась Марьяна и уже выросла в красивую, очень высокую, кудрявенькую, как херувимчик, умненькую молодую женщину. Сам муженек давно исчез из её судьбы, а замечательная дочь осталась с матерью навсегда.
Долгое время мать и дочь жили вдвоем. Их квартира в те времена была чистенькой, светлой, опрятной и не такой тесной. Им, двоим, вполне хватало места, и не требовалось множества вещей. В этих стенах часто слышался смех подруг и сестер матери, гомон студенческих вечеринок. Питались легко, жили весело и вольно. Но каждой из двух женщин втайне хотелось дополнить свою жизнь, внести в неё смысл новых, волнующих отношений. Найти свою половину. Первой влюбилась мать и усердно принялась вить свое гнездо.
Марьяна влюбилась чуть позже. Жанна Ивановна уже была полностью поглощена своей образовавшейся замужней жизнью, и не заметила, что дочь худеет, волнуется и исчезает по вечерам. Однажды, столкнувшись в молодежной компании с незнакомым молодцем из соседнего дома-близнеца, Марьяна влюбилась. Парень был высок, плечист. Он тогда только что вернулся из Афганистана, отдав интернациональный долг народу, нравы которого так и не сумел понять и уважить. Бравого парня звали Виктор Гордеев. Он с гордостью носил медаль «За отвагу», а в серых глазах его стальной молнией часто сверкала мужская, взрослая тоска уже бывалого человека.