— Дейзи, моя Дейзи, я не виделся с вами почти неделю.

— Однако теперь, мой принц, у нас впереди четыре или пять дней. Прочие гости появятся не раньше, чем послезавтра. До того времени нас будет здесь только двое.

Из всех сторон жизни королевской любовницы эту Дейзи любила пуще всего. Семьи фермеров и иной сельский люд оборачивались, провожая взглядами владелицу Истон-Лоджа, ведшую по своим землям наследника трона. Вся суть их романа сводилась для Дейзи к завоеванию. Девочкой Дейзи не догадывалась, что хороша собой, и только начав выходить в свет, поняла, что она — одна из самых красивых женщин своего времени, женщина, перед которой преклоняются, которую обожествляет и желает армия поклонников. Ей хотелось быть самой прекрасной, хотелось иметь самых красивых любовников, хотелось получить, пока это возможно, все от своей красоты. Хотелось скорее последнего, отчаянного кавалерийского рывка к славе, чем скучного пешего марша сквозь все приземленное и повседневное. Завоевать принца Уэльского, выставить его напоказ, как нового соискателя ее благосклонности, — это было, сознавала она, наибольшей высотой, на какую ей вообще удалось бы подняться. И в самой глубине души она понимала, что долго этот роман не протянется.

Они прошли мимо приходской церкви Литтл-Истона, в которой покоились поколения предков Дейзи. Один из них состоял в личных секретарях лорда Берли, лорд-канцлера и первого министра королевы Елизаветы. Дейзи чувствовала себя продолжательницей семейной традиции служения королевской семье.

— Боюсь, я привез плохие новости, Дейзи, — Эдуард на ходу царственно помахивал сельским жителям, при этом улыбка оставалась словно приклеенной к его лицу.

— О нет, — сказала Дейзи, — а я-то надеялась, что, приехав в мой скромный дом, вы сможете на несколько дней позабыть о государственных делах.

Государственные дела, совершенные принцем со времени их последней встречи, состояли из одного посещения скачек, двух визитов в мюзик-холл и одного обеда — только для мужчин — в любимом его месте утех — в клубе «Мальборо».

— Я о Бересфорде. Лорде Чарльзе Бересфорде.

Дейзи, услышав имя прежнего любовника, поморщилась.

— Мне сказали, — продолжал принц Уэльский, — что он оставил свой корабль «Неустрашимый», стоящий где-то в Средиземноморье. Сказали, что он вот-вот вернется в Лондон, чтобы причинить нам неприятности.

Дорогу, шедшую мимо церкви, устилали поздние, сбитые ветром яблоки, бледно-зеленые и водянисто-красные в солнечном свете. Копыта лошадей и колеса повозок размололи их в отдающее сидром месиво.

— Какие неприятности может причинить он человеку вашего положения, принц?

— Вы прекрасно знаете, Дейзи, чем именно он мне угрожает. Публичным скандалом. Публичность, твердит он, публичность — вот все, что ему осталось. Говорит, что расскажет всему миру о моей личной жизни и о нашей с вами любви. Проклятая публичность! И проклятый Бересфорд!

Некая часть сознания Дейзи не возражала против того, что весь мир узнает о ее романе с принцем Уэльским. Чем больше о нем будут знать, тем пуще она прославится. Однако Дейзи понимала и то, что Обществу это может не понравиться. Делай, что хочешь, но не попадайся.

И, поглядывая на принца, Дейзи чувствовала, что того охватывает все большее раздражение. О Господи, думала она, на сей раз мне придется туго. У нас будут сцены перед обедом и хандра после чая. Тяжелый получится уик-энд — с принцем, уныло сидящим в доме, волнующимся за свое будущее. А то и хуже, чем тяжелый, — скучный.

Пауэрскорт вернул памятную записку личному секретарю. Он уже запомнил ее слово в слово.

— Имеются ли у вас какие-либо предварительные соображения, лорд Пауэрскорт? — Пауэрскорт говорил позже, что Сутер обращался к нему, как нервный пациент к дантисту, — пациент, боящийся боли и кровопролитного зубодерства.

— Дело, безусловно, сложное и деликатное, — ответил Пауэрскорт, ощущая, что против воли своей перенимает и вокабулярий личного секретаря, и его манеру выражаться околичностями. — Наверняка имеется немало людей, полагающих, будто они обладают сведениями, которые позволили бы им… — он помолчал, прежде чем произнести в этом кабинете страшное слово, — …шантажировать Его королевское высочество.

Оброненное им «шантажировать» упало, точно камень. Шепстоун вновь уставился на свои туфли — так, словно те вдруг стали нечищенными. Сутер теребил усы. Роузбери оставался бесстрастным.

— Однако разве в данном случае сведения эти не имелись в распоряжении неизвестного нам лица уже на протяжении немалого времени? Я говорю вот о чем — почему шантажист ждал до нынешней поры и лишь сейчас предъявил свои требования? И затем, были ли эти требования выполнены? Расплатился ли, если можно так выразиться, принц?

Шепстоун выглядел теперь так, словно он того и гляди взорвется от подобной дерзости. Однако Сутер был сделан из материала более прочного.

— До настоящего времени такого рода трансакции не совершались. Никаких предложений касательно возможной передачи денег не поступало.

— А если бы они поступили, принц передал бы деньги?

— Я не в том положении, чтобы ответить вам немедленно, — похоже, возможность уклониться от прямого ответа доставила Сутеру изрядное удовольствие.

— Уверены ли вы, — продолжал Пауэрскорт, стараясь получить хоть какой-то ответ, — что, кроме этого, других поводов для шантажа не существует? Простите мне столь неприятную мысль. Таков уж мой род деятельности.

Сутер пожал плечами:

— Кто может это знать? Кто может знать?

— Ни одному прирожденному англичанину подобное поведение и в голову не пришло бы. Никогда не пришло бы, — сэр Бартл снова начал багроветь.

— И уверены ли вы, — продолжал гнуть свое Пауэрскорт, — что в нынешнем положении принца Эдди нет ничего, способного также дать повод для шантажа?

— Черт побери, Сутер, черт побери, — взбешенный генерал бухал при каждом своем слове кулаком по столу. — Неужели мы обязаны выслушивать эти гнусные инсинуации?

— Боюсь, что должны. Да нет, уверен, что должны, — голос звучал очень холодно. Пауэрскорт и забыл о присутствии Роузбери. — Если вы хотите должным образом разобраться в этом деле, — продолжал Роузбери со всей политической властностью, на какую был способен, — вам следует рассмотреть определенные неприятные факты. И это один из них.

В комнате ненадолго наступило молчание. Шепстоун с большим трудом сдерживал гнев. Сутер смотрел поверх камина на принцессу Уэльскую.

— Лорд Пауэрскорт, как, по-вашему, мы должны поступить?

— На данном этапе у меня имеется лишь несколько предложений. Разумеется, мне хотелось бы еще раз просмотреть всю корреспонденцию вымогателя, — с волками жить, напомнил себе Пауэрскорт, по волчьи выть. — Хотелось бы побеседовать с теми, кто присутствовал при поступлении писем. Хотелось бы, чтобы вы нашли повод избавиться от какого-либо почтенного члена вашего хозяйства — старшего лакея, быть может, или кого-то, занимающего схожий пост. Тогда я заменил бы его не менее компетентным слугой из дома моей сестры, который прежде работал со мной в армейской разведке. Это дало бы нам еще один источник информации.