– Мой папа умер? – переспросил он. – Что это значит?

– Это значит, что ты больше его не увидишь.

– А почему я больше его не увижу?

– Потому что Боженька его забрал.

– Навсегда?

– Навсегда.

– А где живет Боженька?

– На небе.

Лицо маленького Александра стало замкнутым. Он не сказал больше ни слова, но, улучив минуту, когда никого из взрослых рядом не оказалось, убежал от дяди и помчался домой. Пробравшись в чулан, где хранилось оружие, мальчик схватил отцовское ружье и принялся карабкаться вверх по лестнице. На площадке он столкнулся с матерью, которая, вся в слезах, вышла из комнаты покойного.

– Ты куда? – спросила она.

– Я иду на небо.

– А что ты собираешься делать на небе, бедный мой малыш?

– Убью Боженьку, который забрал папу!

Мари-Луиза подхватила его на руки и крепко обняла.

– Нельзя говорить такие вещи, маленький мой, – со вздохом сказала она. – Нам и без того горя хватает![12]

Мари-Луизе даже и тогда, когда муж был тяжело болен, по-прежнему казалось, будто она под надежной защитой. После того как его не стало, она почувствовала себя до того одинокой и растерянной, что уже не понимала, к кому броситься, у кого искать поддержки. Оставшись совершенно без средств и не зная толком, кто в ее окружении способен дать хороший совет, она первым делом обратилась к прежним боевым друзьям покойного. Но как ни старались Брюн, Мюрат, Ожеро, Ланн и Журдан, им так и не удалось добиться для вдовы товарища той скромной пенсии, о которой она просила. Тогда она отправилась в Париж и попросила аудиенции у императора. Наполеон отказался ее принять!

Мари-Луиза не могла скрыть огорчения: надеяться больше было не на что и не на кого. Из-за недостатка средств ей пришлось забрать дочь из пансиона, в котором девочка училась, а на то, чтобы дать образование сыну, денег и подавно не было. Безутешная, она вернулась в Вилле-Котре и поселилась с двумя детьми в тех комнатах, которые ее родители когда-то сняли в гостинице «Шпага». Мать ее к тому времени умерла, отец сильно постарел, но тем не менее согласился на последние гроши, какие у него оставались, содержать вдову и сирот.

Правду сказать, маленький Александр нисколько не страдал ни от этого нового траура, ни из-за возросшей стесненности в средствах. Семья жила более чем скромно, но мальчика все ласкали и баловали. Он потерял отца и бабушку, но всегда мог рассчитывать на безгранично преданную ему мать, на двоюродных сестер Фортье, Мари-Анну и Мари-Франсуазу, и на дочь мадам Даркур, Элеонору, которой исполнилось к тому времени двадцать пять лет и которая стала для него самой нежной и заботливой воспитательницей.

Кроме того, время от времени Дюма отправлялись погостить к Девиоленам. Глава семьи, Жан-Мишель, доводился Мари-Луизе родственником по мужу, а должность инспектора лесов Вилле-Котре делала его одним из самых значительных лиц в округе: пусть эти огромные лесные пространства и не принадлежали ему лично, все равно он ведь был их полновластным хозяином.

Маленького Александра пленяло само звучание слова «лесничий» – таинственный человек, носивший такое высокое, с его точки зрения, звание, представлялся ребенку каким-то лесным духом, древним, как дерево, шероховатым, словно кора, но дающим благодетельную тень. Почтение было тем больше, что все в доме трепетали перед этим властным патриархом с трубным голосом. Он всем делал замечания, направо и налево раздавал приказы – так же часто, как другие люди улыбаются. Не зря взрослые прозвали его Дедом с розгами.[13]

Другой покровитель семейства Дюма, Жак Коллар, был полной противоположностью этому домашнему тирану. Неизменно ровное настроение, снисходительность к окружающим – славный малый казался едва ли не святым. Жак Коллар был близким другом Жан-Мишеля Девиолена (столь непохожего на него самого), а в недавнем прошлом – и близким другом генерала Дюма и, не раздумывая, согласился стать официальным опекуном Александра. Он с радостью принимал мальчика вместе с его матерью в своем маленьком замке Вилле-Элон, а как-то, решив, что тот, приезжая погостить, должен не только развлекаться, но еще и учиться, дал в руки воспитаннику великолепно изданную Библию – опекун предполагал, что это должно побудить ребенка к размышлениям.

Возможно, Александр и впрямь заинтересовался бы поучительными библейскими историями, если бы вокруг него не было столько резвых и шаловливых детей! У самих гостеприимных хозяев их было четверо – сын и три дочери, да еще к этим озорникам нередко присоединялись отпрыски Девиоленов. Короткие штанишки и юбочки целыми днями мелькали то тут, то там, у Александра от веселой суматохи кружилась голова.

А еще ему нравилось, чтобы его окружали женщины, которые наставляли и развлекали бы его. Разве мог самый лучший педагог сравниться с матерью, которая учила его читать, водя пальцем по строчкам книги Бюффона, украшенной цветными гравюрами? Иногда Александр рассеянно прислушивался к разговорам старших, вспоминавших семейные предания. Малыша – и это естественно, в таком-то возрасте! – нисколько не занимало, что мадам Коллар была дочерью госпожи де Жанлис и того самого Филиппа Эгалите, который проголосовал в Конвенте за то, чтобы Людовик XVI был казнен; и он нисколько не радовался тому, что сад Девиоленов примыкал к парку, где некогда прогуливались герцогиня д’Этамп, Диана де Пуатье, Габриэлла д’Эстре… Шестилетнему мальчику была интересна лишь настоящая минута, для него существовали только те люди, которые были рядом именно в этот миг, только те события, что происходили при нем. И вот тут все для него служило поводом посмеяться и порезвиться… Однако случалось и так: наскучив игрой в прятки, мальчик вдруг загорался желанием немного поучиться. Правда, с жадностью проглотив «Робинзона Крузо», приобщившись к античности, изложенной в «Письмах к Эмили о мифологии», дидактическом произведении Альбера Демустье в стихах и прозе, и в «Мифологии для юношества», он проявил глубочайшее отвращение к арифметике. Окружающих тревожило это полное нежелание иметь дело с числами, зато восхищала быстрота, с какой мальчик бегал наперегонки. Должно быть, думали они, текущая в его жилах негритянская кровь и дает ему эту почти животную свободу движений.

Школьный учитель господин Обле напрасно старался приохотить мальчика к учению. Все, чего наставнику удалось добиться, это приобщить Александра к радостям каллиграфии – вскоре нажимы и волосяные линии, росчерки, петельки и завитушки раскрыли его юному ученику все свои тайны. Стараясь убедить Мари-Луизу в том, насколько важен для карьеры красивый почерк, Обле сказал ей, что все бедствия, постигшие Наполеона, вызваны одним обстоятельством: каракули императора были настолько неразборчивыми, что маршалы нередко ошибались, истолковывая его приказы на свой лад.