— Лейка! — пьяно заорала она, не сводя с меня пристального злорадного взгляда. — Лейка! Вставай, дрянь такая! Знаю ведь, что не спишь уже!

Из-за небольшого закутка за печкой выбралась взлохмаченная и испуганная девочка. Она судорожно прижимала к груди куколку из травы, которую я ей сделала вчера. Взгляд ее метался от мачехи ко мне и обратно.

— Ну что, Лейка? Сейчас ты и узнаешь, что никому на самом деле не нужна! Что, думала, будешь и дальше бегать к доброй тетеньке, а потом жрать то, что заработала я? Не-ет, такого не будет. Что стоишь? — обратилась она снова ко мне. — Забираешь или нет? Ну?

Я посмотрела на Лею, глаза которой наполнились слезами. Она явно была напугана и не до конца понимала, что происходит. Но смотрела так, что внутри все переворачивалось. В горле стоял ком, его перехватило спазмом, и я поняла, что мне сейчас вряд ли удастся выдавить хоть звук. Фаина расхохоталась, злорадно, отчаянно, с издевкой. Ком никак не хотел проталкиваться, и я просто протянула девочке руку. Она потянулась ко мне и медленно вложила в нее свою маленькую ладошку.

Смех женщины резко оборвался.

— Смотри, обратно не приму! — Мы с Леей, не оборачиваясь, направились на выход. — Дура! Сама на себя кандалы надеваешь! — кинула она в меня словами, когда мы уже выходили из дома.

Я замерла на секунду и ответила:

— Мне тебя жалко, Фаина.

И мы с Леей покину ее дом.

К моему удивлению, Лианем при виде девочки ничего не сказала. Мы с Леей быстро умылись, почистили тряпочками с измельчённой корой зубы и улеглись ко мне на лавку. Какой бы узкой она ни была, мы на ней поместились. Девочка прижалась к моей груди спиной и совсем скоро уснула. Ко мне сон не шел.

— Аника, — раздался с печи бесконечно усталый голос знахарки.

Да.

— Ты права. Не нужно ничего делать. Не хочешь, значит, не нужно. — В наступившей тишине раздался ее тяжелый вздох. — Я ведь знаю, что беру на себя большой грех перед Пресветлым. Только эти дурехи ежели не ко мне, так к какой лесной ведунье пойдут, а там совсем все плохо: и ребенка загубят, и сами следом отправятся. Лейка не зря сказала, что у меня есть крохи дара. С его помощью я помогаю таким вот дурехам не заболеть горячкой и не помереть.

Во мне боролось слишком много противоположных эмоций. Понять и принять действия знахарки удавалось с трудом. Но я понимала, что она права: не помоги им она, найдется другой способ, не такой безопасный. Да и что я знаю о реалиях этого мира? А потому все же ответила:

— Я... понимаю.

[1] Срамница — проститутка.

Как это ни странно, но Лианем приняла Лею. После того памятного дня, когда мы пришли с девочкой к ней в дом и та осталась ночевать, знахарка лишь раз на следующий день спросила, что это значит и надолго ли она у нас.

— Ох, Лианем, вы бы знали, что несла ее мачеха! Она ведь отдала мне девочку! Просто взяла и отдала! А вернее — заставила взять с собой. Понимаете, тогда я не могла ее оставить! Это было все равно что дать надежду, а потом отобрать и растоптать в этом маленьком человечке веру в людей, — я виновато склонила голову. — Я знаю, что не имею никакого права просить вас оставить у себя еще и Лею. Я даже не представляю, как расплачиваться с вами за свое спасение и ту помощь, что вы мне каждый день оказываете, но. — я опустила голову еще ниже и тихо продолжила: — Я не могу ее оставить или вернуть мачехе. Просто не могу. И если вы скажете нам уйти, то.

— Так! — остановила она мой лепет взмахом руки. — Хватит тут распинаться! Надо — живите! Я не против. Больше будет помощи, — и развернулась, чтобы уйти обратно в дом.

— Лианем! — в груди разливалось тепло и невероятная благодарность к этой старой женщине.

— Ну что тебе еще? — ворчливо спросила она и полуобернулась.

— Спасибо! — искренне ответила я, а она только махнула рукой и отправилась дальше по делам.

Так мы и зажили втроем.

***

Что бы ни говорила мне Фаина, я не верила, что она так просто откажется от Леи. Я ждала ее на следующий день, через день и даже через неделю, но она так и не пришла за девочкой.

Более того, по деревне поползли слухи, будто я дальняя родственница матери девочки, и раз уж попала сюда, хоть и таким странным образом, то решила забрать ее к себе.

Ага, к себе... Куда к себе? Звучало все это бредово. Да, собственно, в это мало кто и верил, как бы Фаина ни старалась всех убедить. Да и не похожи мы с Леей ни капли: ни цветом волос, ни чертами лица, ни разрезом глаз, ни формой губ. Меня пытались расспрашивать, а я. слух подтвердила. Хотя на вопрос, откуда это знаю, если ничего о прошлой жизни не помню, ничего путного придумать не смогла, сослалась на зов крови.

К моему удивлению, местные удовлетворились и этим. Подобное никак не укладывалось у меня в голове и однажды утром, когда мы со знахаркой собрались в лес за травами, спросила ее об этом. Лианем объяснила мне все просто: мы с Леей чужачки, а судьба чужаков местных не очень заботит, никто не хочет кормить чужой рот.

— Но ведь Лея для них не чужачка! — удивилась я.

— Ох, Аника. Для них останешься чужаком и через сто лет.

— Но вы ведь тоже не из этих мест, но вас уважают, и, я уверена, при необходимости за вас вступятся.

Она хмыкнула:

— Уважают. И побаиваются. Потому как кто еще будет их лечить в этой глуши? Только я исключение, и на вас с Леей оно не распространяется.

Несколько минут мы молча шли до поляны, на которой растут травы, ради которых мы с рассветом вышли из дома. До нее еще довольно далеко, и я переживала о Лее, которая до обеда осталась в доме одна. Но это уже не первый раз, когда мы вот так ее оставляем. Жизнь в деревне быстро приучает к самостоятельности даже маленьких детей. Брать же ее с собой в такую даль было нельзя — ребенок устанет быстрее, чем мы пройдем четверть пути.

Внезапно Лианем спросила:

— Неужели так заметно, что я не отсюда?

— Заметно. Мне заметно.

Снова помолчали.

— Ты права. Когда-то я жила в Бравеле, главном городе провинции Ливерия, что в двух неделях пути отсюда.

Я уже знала, что государство, в котором я очутилась, называется Аллирия. Оно поделено на несколько провинций, и меня занесло в Варнев.

Мы обошли небольшой овраг, стараясь не нацеплять на юбки репей, и старушка снова заговорила:

— Сейчас кажется, что все это было не со мной. Я тогда молодая была, — она с грустью на меня посмотрела. — Такая, как ты, наверное. Любила работать с отцом в губернаторской оранжерее, знала о цветах все. А какие выращивала розы! Сама леди Розалинда, жена губернатора, приходила ко мне и спрашивала, что я для этого делаю...

Мы остановились немного передохнуть, я прислонилась к широкому стволу дерева, каких в нашем мире и не видела, и привела по его шершавой коре ладонью. Лианем глубоко ушла в воспоминания, опершись на свой походный посох. На ее лице блуждала улыбка.