Несмотря на то, что лучшие бойцы общины должны были защищать его, Артем все равно нервничал каждый раз, когда Влад вызывал его, чтобы сообщить, что его участие в вылазке снова понадобится.

Артем умылся, выпил полстакана воды, оделся и стал разминаться, стараясь не смотреть в зеркало на стене. Зеркало было хорошим, в полный рост – только несколько домов в Зеленом могли таким похвастаться. Время от времени девчонки Зеленого, хихикая, обращались к счастливым владельцам таких зеркал с просьбой посмотреться. Ко всем, но не к Артему. У него самого, впрочем, зеркало тоже не пользовалось популярностью. Вот и сейчас, привычно делая наклоны и приседания, он старался стоять к нему спиной, чтобы ненароком не бросить случайный взгляд на отражение.

Артему не нравились собственные руки и ноги – худые и тонкие, несмотря на упражнения, не нравились сутулая спина и бледное лицо. Последние несколько лет он возлагал большие надежды на бороду и усы, которые должны были придать облику мужественности, но его ждало жестокое разочарование. Поросль на лице была неровной, редкой и клочковатой и делала лицо скорее жалким, чем суровым, поэтому ее лучше было сбривать.

Некоторое время он колебался, раздумывая о завтраке, – есть не хотелось, но не стоило отправляться за ворота на голодный желудок.

Времени до выхода оставалось еще много, а погода стояла теплая, поэтому можно было приготовить что-то горячее. Артем вышел на задний двор, к кострищу, общему на два дома.

Утренний воздух бодрил, и, вдохнув полной грудью, Артем почувствовал, как его переполняет странное, противоестественное ликование, несмотря на то, что совсем близко в мире существовали опасность, риск и смерть.

Костер удалось развести с третьей попытки – дрова под навесом слегка отсырели за ночь. Но наконец легкий огонек пламени заплясал на тонких веточках, которые Артем положил под дрова, сложенные шалашом. Он привычно – как делал изо дня в день – отмерил воду для чая и каши, перелил ее в котелок, проверил треногу.

Для большинства мужчин и мальчиков готовили женщины – матери, девушки или жены; члены стражи, механики и некоторые другие ели на общей кухне. Артему выделялось достаточно продуктов и воды, но готовить приходилось самому. Он не являлся ни членом стражи, ни механиком и вообще не принадлежал ни к одной из каст Зеленого, к тому же в глазах большей части обитателей общины у него не было работы, кроме редкого хождения на вылазки. Помощь, которую он оказывал и механикам, и страже, и огородникам, и скотоводам, просиживая часы над книгами, чертежами и записями, пытаясь вникнуть в то, в чем некому было помочь ему разобраться, оставалась незаметной – прежде всего для его сверстников. Каждый его промах мигом замечали, в то время как на победы смотрели сквозь пальцы – за хороший урожай благодарили обереги и ритуалы… Удобрения, которые изготавливал Артем, нововведения, которые он выискивал в сельскохозяйственных справочниках, – все это охотно использовали, однако в заслугу ему не ставили. Каждый раз Артем проглатывал обиду и убеждал себя, что пора бы привыкнуть, – и каждый раз болезненно переживал неблагодарность заново.

Вода в котелке закипела, и Артем бросил щепоть чая из прихваченной с собой банки в жестяную кружку и осторожно залил водой. В оставшуюся воду бережно насыпал крупу. Ему все еще не хотелось есть, но он знал, что это необходимо – на голодный желудок Артем хуже соображал, к тому же его мутило… Ребята из стражи и так его не жаловали – если его еще и вывернет наизнанку у них на глазах, положение дел явно не улучшится.

Сложно было проглотить только первую ложку, а потом он почувствовал, что голоден, и накинулся на еду. Каша была несоленой, но Артем слишком редко ел соленую пищу, чтобы вообще обращать на это внимание. Лес за стеной просыпался. Птицы подавали голоса, словно пробуя силу; послышался легкий топот. Возможно, совсем рядом пробежал лис или олененок. Артем старался сидеть тише, как будто это могло остановить мгновение. Тогда не пришлось бы ни думать о просьбе Анатолия Евгеньевича, ни ждать, пока за ним придут… Можно было бы просто сидеть на бревне, пить обжигающе горячий чай, слушать пение просыпающегося леса и не думать ни о чем.

Увы, эта стратегия не сработала. Не успев допить чай, Артем услышал шаги двух пар ног, обутых в тяжелые ботинки, и обреченно обернулся. К нему с оружием наперевес, одинаково бодрые, высокие и крепкие, шли Андрей и Макс.

– Доброе утро! Не хотите чаю? – сказал Артем и почувствовал, что взял неверный тон; как всегда, ошибся с самого начала. Макс посмотрел на него так, как смотрят на что-то отвратительное и липкое, с чем приходится мириться, и ничего не ответил, а Андрей хмыкнул:

– Не до этого. Влад сказал, через десять минут надо выезжать, так что давай быстрее.

– Хорошо. Значит, никакого чая. Погодите, сейчас просто вылью то, что осталось, ладно? И зайду на секунду в дом, хорошо? Список забыл. И кружку занесу, – с каждым новым словом Артем все сильнее ненавидел себя, но никак не мог замолчать. Оказавшись за укрепленной железными листами дверью (Макс и Андрей, поднатужившись, должно быть, могли бы ее выломать), Артем с досадой ударил кулаком по стене и тихонько взвыл, тряся ушибленной кистью.

Больше всего ему хотелось остаться дома, в компании книг и конспектов. Не потому, что он боялся, хотя по поводу собственной смелости Артем не питал особых иллюзий… Просто невыносимо было ехать на вылазку в компании ребят, вечно смотревших на него, как на человека второго сорта, причем некоторые из них были не сильно старше его самого…

– Ты там уснул?

– Уже иду, – торопливо запихивая список в карман, Артем успел представить себе, как на вылазке, поразив всех, разбросает внезапно возникших противников с помощью неведомых сил, очевидно, сверхъестественного происхождения. По итогам поединка его однозначно примут в стражу, все станут его друзьями, уважающими и даже заискивающими, а девчонки, прежде хихикавшие у него за спиной, будут теперь бороться за его внимание. Он как раз пытался определиться, как именно ему хотелось бы расправиться с нечистью (в его фантазиях болотные хозяева готовились разрушить общину, шевеля многочисленными щупальцами) – с помощью огнестрельного или холодного оружия или, например, убивать их силой взгляда, когда Макс слегка толкнул его в бок:

– Уснул, что ли? Давай в повозку, говорю, и поскорее. Выезжаем уже.

На вылазку ехала самая большая повозка – оберегаемая, как зеница ока, большая черная «Муха», похожая на карету из книжек. Никто уже не помнил, почему ее назвали так – возможно, из-за специфичного окраса, а может, из-за стекол в сети трещин, напоминавшей мушиные крылья. «Муху» везли Пурга и Пылинка – обе серые в яблоках, крепкие. «И достаточно быстрые», – мысленно заметил Артем, пытаясь себя успокоить. В случае чего лошади унесут их от опасности. Он с трудом поборол в себе желание потрепать Пылинку по носу – бархатистому, мягкому.

Артем забрался в повозку. Рядом с ним сел Федор – хмурый и недовольный ранним подъемом. Не так давно в бою ему сильно повредили лицо, и Артем прикладывал все усилия к тому, чтобы не смотреть на шрамы, но время от времени, не удержавшись, бросал на них косой взгляд. До происшествия Федор считался в общине красавчиком; рослый, с длинными светлыми волосами, забранными в хвост, он привлекал внимание девчонок. Какое-то время у него даже была постоянная девушка, красивая – светловолосая, длинноногая Лера. Насколько было известно Артему, она только один раз пришла навестить Федора в больницу, когда узнала, что с ним стряслось.