Дима прекрасно знал эту историю, знал даже больше: Милана работает не в ночном клубе, а в дешевом стрип-баре, где любая девка готова отдаться за дозу героина. Лоск, который появился у нее за время жизни с Олегом, утратился, и теперь эта девица все больше напоминает прежнюю Милану: много матерится, курит и бухает, как сапожник. Диме нужно было лишь подтолкнуть ее к краю, прыгнула она уже сама.

Лескову даже невольно вспомнилось восклицание Бранна, когда тот узнал, как Дима расправился с третьим виновником смерти Олега.

— Вот! Наконец-то! Ученик превзошел учителя! — в тот момент Киву смеялся, как одержимый. — Наконец-то ты понял, что смерть — это освобождение, а не наказание. Ну, убили мы тех двоих, и что с того? Куда страшнее жить в ежедневном аду, нежели спокойно спать в могиле…

Тем временем Катя упомянула Цербера.

— Видела Михаила Юрьевича, — девушка улыбнулась, заметив, как в глазах Димы вспыхнул интерес.

— Как он?

— Лучше. Пару лет назад у него случился инфаркт, и он лежал в той больнице, где работает Артем. Я приезжала его навестить. Постарел, но все такой же строгий. Даже умудрился отчитать меня за то, что я одета не по погоде.

— С него станется, — улыбнулся Лесков. — Я бы сам хотел его навестить. Ты не скажешь мне номер его телефона?

— Скажу, сама позваниваю ему периодически. Он и про тебя спрашивал. Вот, рассказала ему, что сегодня с тобой увижусь.

— И что он сказал?

Катя замялась.

— Ну же, говори, как есть, — настаивал Дима.

— Спросил: неужто поумнел? — осторожно ответила Катя, но тут же поспешно добавила, — но он вечно ворчит, так что не обращай внимания. Никак не хочет смириться с тем, что мы все уже давно выросли. Мне вообще кажется, что он тоскует на пенсии. Когда я приезжала к нему, он с гордостью рассказывал, что наш детский дом совсем не похож на тот, в котором жили мы. Несколько лет назад какой-то состоятельный пожилой человек взял под свое крыло наш приют, и Цербер сказал, что перед смертью мечтает пожать ему руку.

Дима молча кивнул. Упоминание о каком-то богаче не вызвало у него дополнительных вопросов, но он задумался над тем, что стоит наконец проведать Цербера. Новость о том, что тот пережил инфаркт встревожила его. Как он теперь живет без любимой работы? Как сводит концы с концами?

— Я обязательно проведаю его, — произнес Лесков, чуть помолчав.

— Обязательно съезди. Он будет тебе очень рад. Тем более узнав, что ты выбился в люди.

А затем Катя ласково улыбнулась и, чуть понизив голос, добавила:

— Ты, действительно, молодец, Дима. Я не знаю, как у тебя получилось, но ты можешь собой гордиться. То, чего ты добился, это нечто невозможное для «выпускника» детского дома.

— И это говорит мне девушка, у которой состоялась своя выставка картин? Я видел твои работы в интернете. Это не новомодная мазня, которую даже в гараже не повесишь — перед мышами стыдно, это действительно красивые работы. На мой вкус! Не знаю, что там этим критикам не понравилось, но…

— Дима, мою выставку разгромили в пух и прах, — Катя заставила себя весело улыбнуться. — Классическая живопись давно устарела, ничего интересного, такое все уже видели… Сейчас искусство должно быть скандальным, оно должно уметь шокировать. Именно поэтому художники ходят голыми по улицам, бреются налысо и расписывают витрины магазинов с последующей поездкой в полицейский участок. Вот этого ждет толпа. А пейзажем или портретом действительно уже никого не удивишь. У всех есть фотоаппараты.

— Тебе удалось продать хоть одну картину?

— Хоть одну удалось. Остальные девятнадцать остались. Но это ничего, Дима. Сдаваться пока что не буду. Недавно меня пригласила выставиться другая галерея. Попробую показать свои новые работы. Если хочешь, приходи на открытие…

В тот же миг Катя испугалась, как бы Дима не решил, что она хочет воспользоваться его известным именем, чтобы о ее выставке упомянули в СМИ.

— Не знаю, как у меня получится со временем, поэтому обещать не буду, — ответил Дима. — Давай созвонимся ближе к мероприятию.

— Да, конечно, — согласилась девушка и тут же поспешно добавила, — я позвала тебя не потому, что ты знаменитый.

— Я знаю, — Лесков рассмеялся. — И, к сожалению, ты — единственная такая женщина в моем окружении.

— А твоя девушка? — Катя обещала себе не задавать вопросы про личную жизнь, но все же любопытство оказалось сильнее.

— А ты думаешь, что моя девушка встречалась бы со мной, будь я обычным человеком? Прошла бы мимо и даже не заметила. Наши отношения — это скорее взаимовыгодное сотрудничество. Что-то вроде контракта.

— Зачем? — девушка не верила своим ушам. — Ты ведь без труда можешь найти себе любящую женщину, завести семью…

— На данный момент мне не нужна семья. На то есть причины, поверь мне. А что на счет тебя? Ты замужем?

— Нет.

— Встречаешься с кем-то?

Катя чуть помедлила, но затем отрицательно покачала головой.

«Не верю, но ладно», — подумал Дима. Видимо, Беловой не очень хотелось откровенничать на тему своей личной жизни, и он решил не приставать к ней с расспросами.

В какой-то момент Катя бросила взгляд на огромные старинные часы и затем недоверчиво посмотрела на свои наручные.

— Без двадцати двенадцать… Дим, нам, наверное, уже пора.

Лесков тоже посмотрел на часы, мысленно удивившись тому, что не заметил, что уже так поздно. Впервые за долгое время за разговором с женщиной он не вспоминал о времени.

— Если хочешь, конечно. Поедем.

— Тогда нам стоит попросить счет.

— Он уже оплачен.

В тот же миг Катя вспомнила, как Дима выходил из-за стола, сославшись на то, что ему нужно сделать важный звонок.

«Все-таки оплатил…» — с досадой подумала она, но вслух произнесла.

— Спасибо! Тогда в следующий раз угощаю я. И не вздумай спорить.

— Женщина будет оплачивать мой ужин только в том случае, если я буду есть на кухне сваренный ею суп, — рассмеялся Дима.

— Готовлю я плохо, — Катя улыбнулась в ответ. — Но могу подарить тебе натюрморт: тарелка борща на праздничной скатерти.

— Надеюсь, это не будет аллегорический натюрморт в стиле "Vanitas"? — деланно ужаснулся Лесков. — Не люблю кости в супе…

Услышав это, девушка удивленно посмотрела на своего собеседника, после чего весело рассмеялась. Она никак не могла предположить, что Дима начал разбираться в живописи.

Любая просьба, исходящая от Бранна, даже со словом «прошу» почему-то неизменно звучала, как приказ. И уж тем более она не подвергалась обсуждению. Поездка в Лондон совершенно не вписывалась в планы Дмитрия, но отказать Киву он по-прежнему не посмел. Со стороны эти двое выглядели партнерами по бизнесу и хорошими друзьями, однако Лесков по-прежнему чувствовал себя его подчиненным. Быть может, менее безголосым, чем остальные, но, по сути, таким же послушным.