Алле нельзя приказывать, ее можно лишь просить, она отдернула занавеску и выглянула в окно. Кабинет Горбанева на втором этаже, выходит на главный вход, к тому же «комплекс» звучит масштабно, на самом деле это хоть и большое здание, но старое, времен совка, следовательно, видимость здесь с любого края превосходная. Алла опустила глаза и увидела, как черный блестящий джип сорвался с места, нагло рассекая площадь перед входом и разгоняя прохожих. Люди бежали… Куда это они? Алла перегнулась через подоконник, глянула вниз… Бежали к двум распростертым на сером асфальте телам. Странно, если и был выстрел, то один-единственный, а лежат почему-то двое. Присмотревшись, Алла выговорила в ужасе, кинувшись к выходу:

– О боже!

– Что? – забеспокоился Горбанев. – Что там?

– Кровь… Там убили… почему-то двоих… Не одной же пулей уложили, в самом деле… Не понимаю. Я – туда.

В это же время Парафинов читал вслух дознавателю Войлоковой Наташе и о! – как злился, вкладывая в слова всю имевшуюся желчь:

– «Начальнику криминальной милиции Парафинову И. И. от Киселева В. А.». Почему-то мне шлют! Далее: «После неоднократных угроз в мой адрес со стороны гражданина Маймурина М. О. вынужден письменно заявить, что моя жизнь в опасности. Он не только мне лично угрожал расправой, но и в кругу наших общих знакомых не раз говорил, что оторвет мне голову, а мои уши повесит себе на грудь в качестве трофея. Хотя гражданин Маймурин, а не я, открыл колбасный цех и выпускает продукцию того же наименования, что и мое предприятие, но в разы худшего качества, подрывая тем самым мой авторитет и мою репутацию честного предпринимателя. Маймурин присвоил мою марку, которую я зарегистрировал в 1999 году, в то же время считает, будто я намеренно создаю ему конкуренцию, обливаю его грязью…»

Парафинов вытер лысину на макушке и шею платком, выпил воды, встряхнул листы, приготовившись читать дальше, но вдруг брезгливо кинул их и взял другие.

– По заявлению Киселева все? – поинтересовалась Наталья.

– Нет, что ты! В том же духе еще на два листа намалевал, потом дочитаешь. А заканчивается кляуза просьбой завести на Маймурина дело и привлечь к уголовной ответственности. Погоди возражать, я тебе еще кое-что зачитаю. Получено тоже вчера, и опять мне прислали. «Начальнику…» Так, шапку долой… «Заявление. После неоднократных угроз в мой адрес со стороны Киселева В. А. вынужден заявить, что моя жизнь в опасности…»

– Вы же только что это читали, – перебила Наталья.

– Я читал другое заявление, – зло прошипел Парафинов. – А это… угадай от кого?

– Не умею гадать.

– От Маймурина! – бахнул по столу кулаками он. – И этот… нехороший человек Маймурин на трех листах кляузничает на своего бывшего приятеля! И просит завести уголовное дело на Киселева, который угрожал его… цитирую: «Стереть… Изничтожить… Растерзать… Уконтропупить…»

– А, – вспомнила Наташа, рассмеявшись, – этими заявлениями занимается Ленка. Киселев и Маймурин раз в квартал присылают по заявлению, мы всем отделом хохотали над их враждой. Почему вы меня вызвали?

– Потому что Ленка не справилась. Может, ты везучая, Наташка? Может, тебе удастся объяснить двум кретинам, что состава преступления нет, поэтому дел заводить мы не будем, тем более уголовных. Я устал. Они ж и домой мне звонят, по ушам ездят по часу! Еще чуть-чуть – и я обоих сам убью.

– А у них дети есть? – неожиданно спросила она.

Прыгающие чертики в Наташкиных глазах озадачили Парафинова, он настороженно кинул встречный вопрос:

– Ты к чему про детей спросила?

– Ну, если у них есть дети, то давайте поженим их, тогда вражда прекратится, как в «Ромео и Джульетте».

– Не умничай, – буркнул шеф. Зазвонил телефон, он снял трубку. – Парафинов слушает….

Выслушал, спокойно положил трубку на аппарат, вздохнул:

– Накаркали эти два… муравода! В Арамиса Баграмяна стреляли возле его клуба «Карлеоне».

– Когда? – вытаращилась Наталья. Фигура Арамиса известная в городе, вызывающая у одних зависть, у других восхищение, у третьих раздражение.

– Минут двадцать назад. Стреляли примерно с десяти-пятнадцати шагов, преступники скрылись на черном джипе.

– Минут двадцать назад?! – округлила глаза Наташа. – Там же народу тьма в это время… там всегда тьма наро… Это одно из самых многолюдных мест в городе, тем более день… Средь бела дня стреляли и всего с десяти шагов?!! Что за смельчак выискался? И как? Убили Арамиса?

– Жив. Везут в больницу. Но, судя по тому, что пуля прошила его насквозь… Ай, ладно, не будем каркать. Забирай заявления, Наташка, и работай, работай. Но чтоб эти два муравода не присылали мне свитков, тем более не звонили! Поняла? Действуй, с меня коньяк. Все, я поехал на место происшествия.

Еще одна категория, наиболее многочисленная, мягко говоря, неприязненно относилась к Арамису Баграмяну, но не входила в круг его друзей-знакомых – простые горожане. Именно они, проходя мимо высоченного забора и видя лишь остроконечные башенки дворца эпохи Шарля Перро, могли и выругаться, и плюнуть на забор, и обозвать хозяина непечатными словами. Почему Шарль Перро приходит на ум? Потому что дом Баграмяна с виду какой-то игрушечный, ненастоящий, скорее сказочный, словно туда должен прийти принц и разбудить спящую красавицу. Но это дом, там живут люди, надо сказать, неплохо живут. И красавица, обитающая там, не спящая и не принцесса, а вполне реальная женщина по имени Раиса. По ее блуждающей улыбке господину Саенко трудно было определить, как она относится к его жалобе, приехал-то он сюда специально, чтоб мать поставить в известность о поведении сына:

– Возвращаясь с прогулки, я только ступил на проезжую часть, вдруг с диким ревом появляется машина и проносится мимо. Раиса, поверь, у меня отличная реакция, потому что не принимаю спиртного, но даже я еле успел шарахнуться назад. А Читу пришлось со всей дури дернуть за поводок, чтоб не угодила под колеса, она, бедняжка, чуть не задохнулась.

– Ну и? – вымолвила Раиса, не понимая, чего он хочет.

Саенко опешил. На ее месте он такую взбучку устроил бы своему отпрыску, чтоб тот на всю оставшуюся жизнь запомнил.

– Понимаешь, Раечка, если б я был хоть чуточку выпивши, следовательно, с ослабленной реакцией, точно попал бы под колеса твоего сына. И уверяю, закрыв глаза, я их больше не открыл бы. Раечка, в городе на такой бешеной скорости не ездят. Нельзя. И за городом тоже существуют ограничения.

Она мягко улыбнулась, но твердо сказала:

– Понимаешь, Дима, эта машина любит ездить быстро.

Что на это скажешь? Только одно: мамаша, очнись, ведь и твой сын может погибнуть в ДТП. Но это бесполезно – вот уж поистине Спящая красавица, поэтому Саенко сказал другое:

– Раечка, я в курсе, что Арамис купил сыну спортивную машину, но она не для российских дорог – это раз. Два – скорость в городе ограничена, максимум шестьдесят километров в час, а не сто шестьдесят. И потом, милая Раиса, ты разве не знаешь, что за сбитого человека полагается тюрьма?