«Да они еще вчера в буфете сидели, планы строили».

«Думаешь, заранее знал, что Щелбан в десятке?»

Виталий слушал все это и плыл, плыл в хмельном сивом тумане. Он все никак не мог до конца поверить в происходящее.

– Нахал ты, братец, – сварливо сказал ему Джаспер Тревис. – Меня объехал!

– Ну извини, – вздохнул Виталий, виновато улыбаясь. – Я сам не ожидал.

– Да все равно молодца. Давай лапу!

Виталий крепко пожал протянутую руку.

За следующие полчаса он пожал еще рук, наверное, двести. Поздравляли. Желали. Утверждали, что рады за него. Примерно в половине случаев даже более-менее искренне. Ну а в начале одиннадцатого на планшет пришла официальная депеша с результатами, подписями и пожеланиями. Руководство Академии и командование курса от души поздравляли курсанта Виталия Шебалдина с занятым итоговым седьмым местом и выражали непоколебимую уверенность, что Земле и Колониям лейтенант Шебалдин станет служить с теми же прилежанием и усердием, с какими учился все шесть лет.

«Вот ведь магия официальных документов, – думал Виталий, в очередной раз жадно перечитывая поздравление. – Стандартный же текст, у всех такой! И год назад был такой же, и два, и десять. Наизусть его знаешь. И все равно, когда он адресован именно тебе, – аж дух захватывает, и переворачивается что-то внутри…»

День пролетел неожиданно быстро. Но по-тихому успели и отметить. Причем именно в тот момент, когда Шарафутдинов разлил, а остальные, включая Романова, Адмирала и еще с десяток соседей Виталия по казарме и учебной группе, как раз разобрали стаканы и приготовились к тосту, неожиданно пискнул замок, дверь открылась, и в каптерку вошел офицер-воспитатель – майор Никишечкин. Понятное дело, возникла немая сцена с плохими предчувствиями. Но Никишечкин совершенно неожиданно проворчал:

– Ну что встали столбами? Налейте начальству!

Воспитателю, разумеется, налили.

– Что ж, поздравляю! Особенно тебя, Шебалдин. Не ожидал, что в десятке финишируешь! Тебя, Адмирал, уж извини, в меньшей степени: для тебя десятка – дом родной. С выпуском, господа офицеры!

Впервые курсантов назвали офицерами.

Прежде чем уйти, Никишечкин не удержался и по-отечески наставил:

– Закусывать! Не буянить! За пределами каптерки не пить! Романов, после всего прибраться, запереть каптерку и доложить дежурному по корпусу. После отбоя никаких фокусов и брожений, будут проверки. Всем ясно?

Всем было ясно. И подвести офицера-воспитателя после такого было ну никак невозможно. Его и не подвели – во время ночной проверки учебная группа в полном составе храпела в казарме, а что воздух в ней казался спертым, – ну так выпуск же.

Проверяющие – офицеры и адмиралы – тоже когда-то были курсантами-выпускниками. Такое не забывается.

Глава третья

Процедура распределения вчерашних курсантов по действующим полкам Космофлота являлась наполовину лотереей, наполовину праздничным шоу. Кроме того, в общем и целом она наталкивала на мысли о работорговле давно минувших исторических эпох – в том смысле, что от личного желания самих распределяемых зависело очень мало.

От чего на самом деле зависело решение выпускной комиссии, курсанты вообще не знали. Безусловно, на решение влияли личные и профессиональные навыки распределяемых, но далеко не всегда и не скажешь, что впрямую. Хороший стрелок легко мог угодить вовсе не в стрелки, а, к примеру, в заправщики, хотя справедливости ради следовало согласиться, что чаще хороший курсант-стрелок распределялся все-таки в подразделения, так или иначе связанные именно со стрельбой. Будущих космолетчиков учили много чему: учили водить корабли, большие и малые; учили прокладывать курс вручную, без космогаторских компьютеров, но, разумеется, с доступом к картографическим базам и мощным судовым вычислителям; учили чинить вышедшее из строя оборудование и приборы; учили вести огонь из всех мыслимых и немыслимых видов оружия (к некоторым слово «огонь» и применить-то толком было нельзя); учили выживать с минимумом снаряжения на безлюдных землеподобных планетах (на планетах, где человек не мог пребывать без скафандра, с аварийным выживанием, как правило, было совсем уж худо); учили полевой и пустотной медицине, чтобы любой офицер Космофлота везде и всегда был в состоянии оказать первую помощь, а буде возникнет нужда – и роды принять, и аппендицит кому-нибудь благополучно вырезать; учили разгадывать шифры, криптограммы и разнообразные практические головоломки; учили технике допроса и дознания; разумеется – учили рукопашному бою и бою с применением подручных предметов, как при действующей силе тяжести (без разницы – пониженной, нормальной или повышенной), так и в условиях невесомости; учили обиходным языкам Земли и Колоний, юридическому праву, основам экономической модели общества, в котором будущим офицерам предстояло жить и служить; учили психологии гражданского общества и психологии стада – перечислять можно было долго. Виталий Шебалдин не однажды размышлял на эту тему – почему их обучают в том числе и дисциплинам, на первый взгляд неспособным пригодиться в будущем. К определенным выводам Виталий не пришел, но впечатление, будто Генштаб и преподаватели Академии сами толком не представляют, чему следует учить нынешних курсантов, возникло.

«Впрочем, – думал Виталий, – гражданам виднее». Ему, выходцу из стада и еще не гражданину, многое казалось странным, особенно поначалу.

Технически процедура распределения начиналась задолго до выпуска, не зря ведь досье на каждого курсанта велось подробно и скрупулезно. Скорее всего, основную массу условно распределяли заранее и вели по обучению с учетом реальных способностей и пристрастий. Ближе к середине шестого курса уточнялись черновые списки, а незадолго до выпускных экзаменов персональные назначения окончательно утверждались руководством Академии и офицерами-воспитателями.

А после экзаменов приезжали мобилизаторы из действующих полков и частей (на курсантском жаргоне – покупатели) и набирали желторотых лейтенантов каждый в свою вотчину.

Основной фокус был в том, что покупатели приезжали не только из Космофлота, но и из обычных войск тоже. Из шурупов, стало быть. Оно и понятно: пилоты и бортинженеры нужны везде. Угодившие в шурупы космолетчики продолжали носить флотскую форму и кормились по флотским пайкам, отличным от общевойсковых, однако дальнейшая судьба их, как правило, была пресна и предсказуема: извозчики и ничего более, да и то не сразу – сначала несколько лет в ангарах шланги тягать вместе с механиками.

Естественно, что любой курсант мечтал попасть во флот, а не в шурупы. И не просто во флот, а в гвардейские полки, жившие подлинной воинской жизнью, – с боевыми тревогами, ночными вылетами, стрельбой и, разумеется, опасностями.

Земле и Колониям по-настоящему воевать было не с кем, и этим правительство по праву гордилось. Та часть человечества, которая вышла в космос и освоила несколько подходящих планет, оставалась социально единой. А иного разума люди пока не встретили. Жизнь встретили – жизни в исследованной части Галактики было полным-полно, какой угодно,