— У вас есть имена?

— Мое имя — Альфарий, — произнес первый.

Сонека с трудом вздохнул и упал на одно колено, как и Лон.

— Лорд, я…

— Мое имя — Альфарий, — сказал другой.

— Мы все Альфарии. Мы — Легион Альфа, и мы едины.

Они развернулись и ушли, растворившись в дыму.

Они отправились на отдых и провели остаток лета в Визажах, играя в кости и сидя у костра.

Некоторые отправлялись в степь верхом на сервиторах, играя в подобие охоты, другие купались в теплых источниках, бьющих в утесах неподалеку.

Солдаты называли это место Визажи, но официально оно называлось ТК345, или Тель-Кхат на местном диалекте. Жилой сектор на севере, земля которого была усыпана диоритовыми головами. Какие-то из них были размером с колесо, какие-то — маленькими, как бусинки. Неизвестно, кто вырезал на них лица, почему они так различались в размерах и почему статуи были разрушены, а их головы — нет.

Но всем было наплевать.

У солдат было вино, полученное в качестве награды от лорда-командира Наматжиры, а также огромное количество еды, посланной им же. Воины наслаждались заслуженным отдыхом.

Рука Сонеки медленно заживала. Врачи обработали рану, напичкали конечность всевозможными датчиками и бионикой, чтобы сохранить гетману боеспособность. Он сгибал ее каждый день и по-новому чувствовал свои пальцы.

Прошли слухи, что война на Нурте близится к концу и скоро их направят в другое место, но Сонека слухам не доверял. Он проводил время в лазарете вместе с Димитером Шибаном, который был ранен в ту же неделю, что и Пето. Грудь и шею Шибана покрывали вздувшиеся пузырями раны от шрапнели. Как и Сонека, он питал особую ненависть к магическому оружию нуртийцев.

— В последнее время мне снятся сны, — однажды произнес Димитер, когда они с Сонекой сидели на террасе. — В этих снах я слышу стих.

— Стих?

— Я тебе, кажется, рассказывал его?

— Ты помнишь свой сон?

— А ты разве не помнишь свои сны? — спросил Шибан.

Сонека с улыбкой помотал головой:

— Нет.

— Я помню слово в слово. Вот, послушай…

— Стихи? Ну давай. — Пето откинулся назад.

Продекламировав это, Шибан рассмеялся.

Сонека взглянул на него.

— Я их слышал раньше.

— Слышал? Правда?

— Мне эту песенку мама пела, когда я был маленьким. У нее есть продолжение, только я забыл.

— Серьезно? И что это значит?

Сонека пожал плечами:

— Понятия не имею.

Рота Шибана называлась «Клоуны», на их флаге был изображен бело-красный череп. Шибана посекло шрапнелью осколочной бомбы нуртийцев при сражении в пустыне, к востоку от Тель-Утана, и ему пришлось отправиться на лечение, оставив командование Клоунами главному паше, который был известен Сонеке как Чертов Страбо.

Шибан все время бормотал себе под нос:

— Надеюсь, у Страбо все в порядке с головой. Святая Терра, только бы он не позволил проклятым нуртийцам перебить моих ребят.

— Ты слишком много волнуешься, — сказал ему Сонека.

— А ты был счастлив передать командование отрядом своему паше?

Сонека промолчал. Из-за серьезных потерь Танцоры были отправлены в Визажи всем составом, как раненые, так и здоровые. Димитер был доставлен сюда с тридцатью своими солдатами, остальная часть роты оставалась вполне боеспособной. Пето задумался, что бы он чувствовал, если бы оставил Танцоров под командованием Лона. Он полностью доверял Лону, равно как и Шаху, и Аттиксу, и остальным пашам Танцоров. Но он понимал, почему нервничает Шибан.

Они с Сонекой сидели под вечернем солнцем и играли.

С пригорка к ним подбежал кто-то из Клоунов. Лицо солдата покраснело от слишком долгого нахождения на солнце.

Он отдал честь офицерам.

— Сэр!

— Привет, Джед, — произнес Шибан. — Что там у тебя?

Джед протянул треснутую диоритовую голову размером с грейпфрут. Сонека скучал по грейпфрутам. Они с Шибаном переглянулись.

— Положи туда, — сказал Димитер.

Клоун прошел по горячему песку под навес и положил голову на землю, рядом с остальными. Все они лежали в одну линию, с одного края самые маленькие, размером с семечко, с другого — примерно с кулак. Та, которую притащил Джед, явно была самой большой. Тот гордо уселся рядом с находкой.

— Очко Клоунам, — улыбнулся Шибан.

Сонека кивнул.

— Налей себе, Джед, — крикнул Димитер, и солдат помчался исполнять приказ.

Шибан достал золотистую коробочку и вытянул из нее папиросу лхо.

— Лхо, конечно, отличное, но я скучаю по войне.

Шибана трудно было назвать красивым. Длинные брови, длинные губы, нос кнопкой, высокий загорелый лоб. Прямые светлые волосы каскадом падали на плечи. Шишковидные опухоли на его шее и груди невольно притягивали взгляд. Некоторые были обработаны, другие, по мнению медиков, должны были заживать самостоятельно. Из-за раздутой шеи Димитер был похож на человека с острым воспалением щитовидной железы.

Шибан рассказывал Сонеке, что атаковал отряд нуртийцев, занятых минированием. Когда перестрелка окончилась не в их пользу, нуртийцы подорвали заряды, убив себя и тяжело ранив Димитера и его людей. Некоторых посекло не осколками бомб, а костями противника.

— Я слышал, сейчас идет сражение за Мон-Ло, — сказал Пето.

— Я тоже это слышал.

К ним подбежал еще один солдат, Ольмед из роты Танцоров, и протянул диоритовую голову.

— Положи, — произнес Пето.

Его голова оказалась больше всех, возможно, за исключением только что принесенной Джедом.

— Внимание, рефери! — объявил Шибан.

Из палатки выглянул работник Муниторума. Гетманы вызывали его на улицу весь день.

— Вы снова за свое? — устало спросил он.

— Мой дорогой друг, мы очень ценим вашу беспристрастность! — сказал Шибан, указав на ряд диоритовых голов.

Помощник вышел на солнце и принялся измерять головы. Ольмед стоял рядом, тяжело дыша.

Вскоре работник Муниторума выпрямился.

— Ну давай же, не тяни! — поторопил его Сонека.