— Ну, наконец-то, чика. Сколько уже можно ждать, когда ты проснешься? — писклявым детским голосом он обращается ко мне, вытаскивая из грязного кармана футболки что-то похожее на ромашку.

Мое раздражение улетучивается, я нервно хватаюсь сначала за край стула, затем, смутившись своего внешнего вида, привычно трогаю волосы, забыв о тонком топе, надетом на голую грудь. Хаотично хватаюсь за какие-то тряпки, продукты и все, что лежало на столе, наконец, скрещиваю руки на груди и вытягиваюсь в струнку.

— Не нервничай, детка. Я подожду, пока ты покушаешь, буду рад, если и меня угостишь. — Он идет ко мне, вытянув перед собой помятый цветок.

Где-то внутри себя я визжу девчачьим голосом, все мои прежние представления о детях улетучились, сменившись паникой. Тысячи маленьких меня бегают в черепной коробке, сталкиваясь в полуобморочном состоянии от незнания, что сейчас делать. Я приподнимаю подбородок, со стороны все наверняка комично, киваю мелкому оборванцу, и в одном тапочке убегаю с кухни, проносясь мимо ребенка. Лестниц будто стало намного больше, чем в момент, когда я спускалась, добравшись до своей комнаты, я запираю ее на замок и оглядываю комнату с огромными глазами. Что это такое было?!

Стук в дверь отвлекает меня от мыслей, и я прикладываю ухо, вжавшись в хлипкое деревянное полотно. Звук повторяется снова, я затаилась, не зная, что и думать.

— Андреа, это я, — с весельем в голосе произносит Кэрри, приоткрываю дверь, затащив ее внутрь комнаты за руку. — Ты прячешься от малыша? Ты будто бежала от чудовища.

— Ничего удивительного. Я пришла вниз растерзать того, кто не давал мне спать, а оказалось, что там маленький наглец пришел флиртовать со мной. — Снимаю с себя топ, вытаскиваю первый попавшийся бюстгальтер и надеваю его. — На мне даже не было нижнего белья!

— То есть то, что там был Эрнесто и его тетя, тебя не смутило, а чумазый детёныш заставил тебя сверкать пятками, как полоумную? — Она подает мне легкие штаны-бананы и начинает крутиться перед зеркалом.

— Считаешь, что мне стоит извиниться? — Я с трудом сама понимаю свою реакцию. — Он застал меня врасплох, ничего не смогла с собой поделать.

— Прекрати дурить. Одиночество никому не к лицу. Надо будет показать тебе местный базар, там много интересного. Я влюблена в их колорит. — Кэрри машет, будто не имеет никакого значения мое поведение и все то, что произошло. На ее шее появились веревки, усыпанные маленькими медальонами с разными символиками. Я настолько вымоталась с дороги, что, видимо, пропустила все, что произошло сегодня и вчера вечером.

Беру за края простынь и аккуратно заправляю кровать, распределяю подушки и выравниваю покрывала. Прохожу мимо резного комода, скорей всего очередная реликвия семьи, беру расческу и собираю волосы в аккуратный хвост. Наконец сосредотачиваюсь на двери, мне отчего-то страшно двигаться с места. Что, если этот ребенок все еще там, и что у него сейчас в голове после моего идиотского поведения? Кэрри открывает двери и ожидает моих последующих действий, приглашая на выход. Мы медленно спускаемся с лестницы, и я останавливаюсь в дверном проеме, снова столкнувшись с пытливым взглядом детских глаз. Убрав за ухо выбившуюся прядь, подхожу к своему месту, которое теперь рядом с мальчишкой, и сажусь неестественно прямо. Кэрри, Эрнесто и Химена переглядываются, пока я кошусь на ребенка.

— Я Матео. И уже поговорил с Эрнесто, он сказал, что ты с ним не спишь, поэтому я продолжу с тобой встречаться, — серьезно говорит мальчик, Кэрри прыскает от смеха, я расслабляюсь, понимая, что это обычная детская игра.

Все настороженно смотрят на меня, по сути, это моя новая ступень в жизни, психологический тренинг, препятствие, и то, как я его преодолею, покажет, смогу ли двигаться дальше. Я поднимаю взгляд от полностью опустошенной тарелки, видимо, это мой бывший завтрак, и то, как он сглатывает при виде моей очередной порции, напрягает. Я видела эти глаза и раньше, когда ноздри, едва уловив запах пищи, начинали трепетать, рот наполнялся слюной, и ты готов был душу продать за кусочек пищи, стоящей на столе.

Беру вилку, все еще опасливо наблюдая за мальчиком. Его одежда в нескольких местах порванная, покрытая грязными застарелыми пятнами, засаленные волосы торчат в разные стороны тонкими пружинками. Матео пытается сосредоточиться только на мне, делая вид, что не хочет есть.

— Меня зовут Андреа, и я хочу поделиться с тобой своим завтраком, — говорю я и двигаю тарелку так, чтобы она стояла между нами. — Ты разделишь со мной пищу и пообещаешь больше никогда не шуметь с утра?

Он будто просит разрешение у остальных людей, находящихся в комнате, пока я накалываю на вилку кусочек копченой колбаски и яйцо.

— Обещаю, грасияс, — благодарит он меня. — Честное слово! — Его плечи расслабляются, как только из его уст произносятся слова, он тут же бодро наполняет рот, активно закидывая острую пищу. Я даже ловлю себя на том, что переживаю от того, что он глотает ее, не пережевывая. Химена подает мне стакан молока, который я тут же передаю ребенку. Вилка, все еще зажатая в моих пальцах, бестолково свисает на фалангах, убираю ее в сторону и беру из чашки яблоко.

— Откуда ты? — как только он заканчивает, я задаю вопрос, показывая, чтобы на стол поставили выпечку.

— На следующей улице живу. Наши окна напротив. — Ребенок откусывает пышную булочку, щедро политую карамелью. — Играл вчера перед вашим домом и встретил тебя.

Ему кажется это прекрасным объяснением того, почему он находится рядом со мной. Эрнесто подает мне свежий кофе, приготовленный в турке, бросаю кусочек тростникового сахара. Ложка замирает в пальцах, когда я ощущаю, что мне очень комфортно с Матео. Совсем как с Грантом… К черту.

— Твои родители на работе? — Он отрицательно качает головой, я слегка наклоняюсь.

— У меня только мама и бабушка. Отца давно уже нет. Но мы скоро с ним увидимся, — радость, с которой он это говорит, поражает. Ребенок вроде как рад походу на кладбище и смерти? — Ты же будешь здесь еще долго? Подождешь, пока мы с Хуаном разыграем мяч? — Я киваю ему с улыбкой. — Спасибо за еду. — Матео встает из-за стола и убегает прочь, будто его здесь и не было.

— Сделаем вид, что ничего не было. — Я впиваюсь в кружку с горячим кофе и, чуть не обжигаясь, отпиваю. Кэрри вздыхает, и я строго смотрю на нее. — Никаких высказываний. Он просто хотел поесть и все. И это не начало моей дружбы с оболтусом. И я все еще зла! Да!

Дверь снова хлопает со всей дури, я подпрыгиваю на стуле, пролив кофе себе на грудь. Зашипев от боли, с перекошенным от ярости лицом, я поворачиваюсь, чтобы увидеть милого мальчишку, сжимающего в трясущихся пальцах цветы, с корней которых падает на напольную плитку земля. Он подходит ко мне, убирает из моих рук кружку и вручает цветы со счастливой улыбкой на лице.

— Моя сеньора, — благоговейно произносит он, посылает мне воздушный поцелуй и убегает на улицу, привычно хлопнув дверью.

Кладу на стол цветы, осыпая все вокруг землей, и тереблю лепестки роз, пахнущих спелой малиной.