Она закрыла глаза и отдалась на волю волн. И тут раздался знакомый, веселый смех, беззаботный, радостный девчоночий смех. Тори открыла глаза.

Там, около ивы, стояла Хоуп и махала рукой.

— Эй, Тори! А я тебя искала.

Сначала острой стрелой в сердце ударила радость. Повернувшись в воде, Тори замахала в ответ.

Хоуп моментально сбросила туфли, шорты и ковбойку.

— А я думала, что ты совсем ушла.

— Не будь дурочкой. Куда я могла уйти?

— Я так долго искала тебя. — Хоуп медленно опускалась в воду. Тоненькая, как ивовый прутик, белая, как мрамор. Волосы разметались по воде. Золотые на голубом. Навечно и навсегда.

Вода потемнела и взволновалась. Грациозные ветви ивы хлопали по воде, как бичи. А вода внезапно стала холодной, такой холодной, что Тори начала дрожать.

— Я не могу достать до дна. Помоги мне, Тори, помоги!

Вода разбушевалась. Хоуп отчаянно била руками по волнам, которые вдруг стали грязно-коричневыми, как болотная жижа. Тори бросилась на помощь; рассекая воду широкими гребками, она плыла с безумной скоростью, но каждый взмах руки только отдалял ее от места, где отчаянно боролась с волнами девочка. Вода жгла легкие, тянула ее вниз. Тори почувствовала, что тонет, а в ушах звенел голос Хоуп: «Ты должна мне помочь. Тори, на помощь…»

Тори проснулась. Было темно. Во рту стоял вкус болотной жижи. Уже не было ни сил, ни желания снова воздвигать стену. Она скатилась с постели. В ванной плеснула ржавой водой в лицо, затем, не вытираясь, взглянула в зеркало. Под глазами залегли тени. Зеркало вернуло немигающий, словно остекленелый взгляд. «Слишком поздно, — подумала она, — слишком поздно». И так было всегда.

Тори схватила сумочку и нераскрытый дорожный саквояж. Теперь темнота ее успокаивала. Плитка шоколада и бутылка фанты, которые она купила в дребезжащем автомате у входа в мотель, придали ей сил. Сев в машину, она включила радио, чтобы немного отвлечься от собственных мыслей. Она не хотела ни о чем думать, только о дороге.

Когда Тори пересекла половину штата, солнце было уже высоко и движение на шоссе стало интенсивным. Она остановилась, чтобы заправиться бензином, прежде чем свернуть на восток. Проехав поворот, который вел к дому, куда снова перебрались родители, она вся напряглась, и напряжение не покидало ее следующие тридцать миль. Она стала думать о бабушке, о вещах, сложенных в машине, и о тех, что уже отправила в Прогресс. Она думала о своем бюджете на ближайшие полгода, о работе, которую необходимо сделать, чтобы ко Дню поминовения магазин был готов. Она думала обо всем, но только не об истинной причине, которая гнала ее обратно в Прогресс. На подъезде к Флоренсу она остановилась и в комнате отдыха автозаправочной станции «Шелл» причесалась и слегка подкрасилась. Искусственным румянцем бабушку не обманешь, но, во всяком случае, надо попытаться. Потом она сделала неожиданно для себя самой остановку у цветочного магазина. Бабушкин сад всегда был хоть сейчас на выставку, однако дюжина розовых тюльпанов никогда не повредит. Она жила меньше чем в двух часах езды от бабушки, но не пыталась увидеться с самого Рождества. И теперь, свернув с дороги на тихую улочку с цветущим кустарником по сторонам, Тори только удивлялась: почему. Это было славное место, здесь дети весело играли в садах, собаки дремали в тени, а соседи переговаривались через заборы на заднем дворе.

Дом Айрис Муни находился в середине квартала. Старая разросшаяся азалия стояла на страже у входа. Пик цветения уже прошел, но увядающие розовые и красные цветы подчеркивали ярко-синие стены дома. Как всегда, сад перед домом был ухожен.

Во дворе сразу же за подержанным универсалом бабушки стоял пикап с надписью «Починка труб круглосуточно». Тори затормозила у обочины. Напряжение, на которое она старалась не обращать внимания во время езды, стало ослабевать по мере приближения к дому. Стучать она не стала. Ей никогда не приходилось стучать в эту дверь. Она всегда знала, что дверь гостеприимно откроется и дом примет ее в свои объятия. Бывало, одно сознание этого удерживало ее на краю пропасти.

Тори удивилась, что в доме так тихо. «Почти десять утра», — отметила она, перешагнув порог. В это время бабушка обычно возится в саду или хлопочет по дому. В гостиной, заставленной мебелью, было полно безделушек и книг. И, Тори это также отметила, на столе красовалась ваза с дюжиной красных роз, перед которыми ее тюльпаны выглядели как бедные родственники. Она поставила саквояж, положила сумочку и крикнула в коридор:

— Бабуль, ты дома? — С цветами в руках она направилась к спальням и удивленно вздернула брови, услышав движение за бабушкиной дверью.

— Тори? Милая моя, я сейчас выйду. Иди в кухню и… достань себе чаю со льдом.

Тори пожала плечами и пошла на кухню. Ей показалось, что за ее спиной послышалось приглушенное хихиканье. Положив цветы на угол стола, она открыла холодильник. Ее ждал кувшин с охлажденным чаем, приготовленный по любимому ее рецепту, с ломтиками лимона и листьями мяты. «Бабуся никогда ничего не забывает», — подумала Тори, и на глазах у нее навернулись слезы нежности.

Она сморгнула их и услышала торопливые бабушкины шаги.

— Господи боже, ты так рано! Я ожидала тебя после полудня или ближе к вечеру.

Маленькая, тонкая и проворная Айрис Муни ворвалась в кухню и крепко обняла Тори.

— Мне пришлось выехать пораньше, и я ехала не останавливаясь. Я разбудила тебя? Ты плохо себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке. Дай вот на тебя посмотреть. Ах, деточка, вид у тебя замученный.

— Немного устала. Но ты, ты выглядишь чудесно.

Это было действительно так. Конечно, шестьдесят семь лет жизни избороздили ее лицо, но они не изменили матового, словно цветок магнолии, оттенка кожи, не затуманили глубину темно-серых глаз. Бабушка заботилась о здоровье и своей внешности.

«А вот девочка совсем махнула на себя рукой», — грустно подумала Айрис.

— Садись-ка. Я сейчас приготовлю завтрак.

— Не беспокойся, ба.

— Тебе делать нечего, как спорить со мной, да? Садись. — Она показала на стул около кухонного стола.

— Какая прелесть! — Айрис схватила тюльпаны и с восхищением их оглядела. — Какая же ты милочка, Тори. Ты лучше всех.

— А я скучала по тебе, бабуля. Извини, что давно не приезжала.

— Ну, у тебя есть собственная жизнь, и это вполне естественно. А теперь расслабься, и, когда немного переведешь дух, расскажешь о своем путешествии.

— Оно окупило каждую милю пути. Я нашла чудесные вещи.

— У тебя мой глаз на все красивое.

Айрис подмигнула и обернулась как раз в тот момент, когда ее внучка разинула рот при виде входящего в кухню мужчины.

Он был высок, как дуб, с грудью широкой, как «Бьюик». Седые, коротко стриженные волосы отливали серебром, глаза были ярко-карие, со слегка опущенными наружными уголками, словно у бассета. Цвету глаз соответствовал коричневый загар. Мужчина откашлялся с преувеличенным старанием.