Алан искренне верил в сказанное. Как выяснилось впоследствии, своими неосторожными словами он искушал судьбу.

Уинн задумчиво вздохнула:

— А я скучаю по журналистике. Раньше, когда я еще работала, часто, бывало, думала, как будет славно выйти на пенсию. Я представляла, как буду сидеть в своем домике, гнать домашнее вино, читать все, на что не хватало времени раньше, да копаться в саду. В общем, жить в свое удовольствие. На деле все оказалось не так, вернее, не совсем так. Ведь я привыкла работать в оживленной обстановке: вокруг множество народу, ты первой узнаешь все новости, слухи и сплетни… Да еще ходили обедать, выпивали… правда, то было в благословенные дни, еще до того, как Руперт Мэрдок открыл первую автоматизированную типографию в Уоппинге и профсоюз печатников объявил ему войну…

— Пять минут назад я думала примерно о том же самом, — призналась Мередит.

Уинн, у которой, видимо, мысли скакали в неизвестном направлении, неожиданно ухватилась за ее слова:

— Поэтому я и согласилась поработать в морге!

Оба ее собеседника разом протрезвели и смерили Уинн ошеломленными взглядами.

— Моргом, — пояснила Уинн, — у нас называется газетная полоса, где печатают некрологи. В редакции хранятся составленные заранее некрологи для богатых и знаменитых; их печатают сразу же, как только кто-нибудь из них отбросит коньки. После выхода на пенсию я составила несколько штук — ведь новые знаменитости всплывают постоянно. Вдобавок я обновила несколько уже существующих некрологов. Работа очень интересная, но жутко секретная. Человек, о котором пишешь, не должен догадаться, зачем тебе нужны сведения о нем.

— Вполне понятно, — кивнул Маркби. — По-моему, ужасно тоскливо сознавать, что какой-нибудь упырь… простите, Уинн… какая-нибудь почтенная акула пера строчит твой некролог в то время, как ты еще здоров и полон сил. От такого известия у кого угодно испортится настроение.

— Нет, все совсем не так! — горячо возразила Уинн. — Возражать-то они не возражают. Наоборот, они рады, им интересно. Они бы что угодно отдали, лишь бы узнать, что о них написали, но ни в коем случае не должны видеть готовый некролог. Так что лучше всего, чтобы они даже не знали, что такой некролог существует. Как только они о нем узнают, они предлагают все что угодно, лишь бы хоть одним глазком взглянуть на него!

— По-моему, забавно… хотя и мрачновато, — заметила Мередит с подоконника.

Уинн снова погрузилась в раздумья.

— Да, мне нравилось. То есть… — Она повертела в руке пробку от винной бутылки. — До той истории с пони Оливии Смитон.

Мередит поставила бокал на подоконник и повернулась лицом к хозяйке. Не обращая внимания на отчаянные знаки Алана, который призывал ее не клевать на наживку, она спросила:

— Что он натворил?

— Что натворил? А… — Уинн едва заметно улыбнулась; Маркби готов был поспорить, что в ее глазах мелькнули торжествующие огоньки. Она наконец-то подцепила их на крючок, и прекрасно это понимала! — Да ничего он не натворил, несчастный… Точнее, он околел.

Наступил решающий миг. Сейчас или никогда! Маркби сделал последнюю отчаянную попытку увести разговор в сторону от опасной темы:

— Уинн, уж не хотите ли вы сказать, что сочиняли некролог для пони?

— Нет, для бедной Оливии — она умерла через несколько дней. Пони похоронили в пятницу, а Оливию нашли мертвой в понедельник утром. Я сразу же позвонила в газету, чтобы поставить их в известность. Они и так просили меня обновить ее некролог. На всякий случай, ведь возраст у нее уже был преклонный… И все-таки никто не ожидал, что она скончается так внезапно, да еще так ужасно! По-моему, я не очень внятно излагаю, да? — Искреннее извинение Уинн портила победная улыбка. — Может, лучше начать с самого начала?

— По-моему, уже поздно…

Маркби бросил взгляд на часы.

Мередит спрыгнула с подоконника и, подойдя к Алану, села на пол у его кресла, обхватив свои колени руками.

— Да, пожалуйста! — попросила она явно довольную Уинн. — Расскажите нам все с самого начала!

Маркби подавил стон и откинулся на спинку кресла. За окнами темнело. Уинн потянулась к выключателю настольной лампы. Впереди была долгая ночь, в которую приятно рассказывать долгие истории. Комната наполнялась призраками из воспоминаний Уинн. А ведь до Рождества еще далеко!

— Еще в январе мне позвонили из редакции, — начала Уинн. — Кто-то там пересматривал архивы и наткнулся на некролог Оливии. Навели справки, выяснили, что она живет здесь, на краю деревни, в поместье «Грачи». Так что для обновления некролога я подходила идеально. В редакции знали, что я не наделаю шума. Я предупредила, что задание непростое. Оливию, конечно, нельзя было назвать отшельницей в полном смысле слова, но жила она уединенно и с местными не общалась. Она старела… Правда, она и раньше не особенно стремилась войти в местное общество, даже когда была моложе и только приехала сюда.

— Когда же она сюда приехала? — сдался Маркби, решив, что чем скорее Уинн поведает им свою историю, тем раньше они сбегут. Он надеялся, что они успеют сбежать до того, как Уинн объяснит, для чего она им все это рассказывает и чего от них хочет. А то, что славная старушка чего-то от них хочет, ясно как день. Скорее всего, от них потребуются решительные и даже, возможно, немного незаконные действия.

— В 1975-м. Вот последний факт, зафиксированный в первоначальном некрологе. После того времени в ее биографии оставался пробел в двадцать лет, который мне и предстояло заполнить.

— Наверное, после бурной молодости она решила, что с нее хватит светской жизни. Стремилась к тихой, уединенной жизни и безделью.

— К этому на самом деле никто не стремится, — решительно возразила Уинн. — Хотя многие и уверяют, что суета им надоела. Старость, даже не одинокая, — штука достаточно тоскливая, поверьте мне. Итак, когда она здесь обосновалась, ей было всего шестьдесят с чем-то. Даже тогда она вежливо отклоняла все приглашения в гости. И сама никогда никого к себе не приглашала. Люди вспоминают, что она оставалась… заметной, хотя не была общительной. Она ездила по округе на пони, запряженном в двуколку, поэтому в лицо ее все хорошо знали. Время от времени она разговаривала с местными жителями и иногда заглядывала в церковь. Один пони сменялся другим. По-моему, в конце жизни у нее было три пони — не одновременно, а по очереди… Потом она перестала пользоваться двуколкой, и последний пони рано вышел на пенсию. С тех пор она редко покидала свое поместье. Пони жил в загоне рядом с домом. Время от времени в «Грачи» приезжал Рори Армитидж, ветеринар; он осматривал животное. А док Барнетт время от времени навещал Оливию и осматривал ее. По будням в доме убирала Джанин Катто; она же ездила за покупками для Оливии. Эрни Берри, местный разнорабочий… вот уж странный тип, бедняга… ухаживал за парком. Ничего особенного он, конечно, не делал — подстригал живые изгороди, косил газон и все такое. Кроме того, если в доме что-то ломалось, он чинил. Если требовался крупный ремонт, вызывали Макса Кромби, нашего подрядчика. У Макса есть дочка Джули; какое-то время девочка общалась с Оливией теснее, чем кто-либо из местных. Джули обожает пони, буквально помешана на них.