Димитрий в свою очередь прослезился при этих словах и сказал: «Да будет воля Господня». Он обещал никому не говорить о знамениях, чтобы не смутить сердца воинов.

Действительно, в эту ночь волки страшно выли, и было их такое множество, как будто сбежались со всей вселенной. Всю ночь также слышались граяние воронов и клектанье орлов. Хищные звери и птицы как бы чуяли близкое кровопролитие и запах многочисленных трупов.

Утро 8 сентября было очень туманно: густая мгла мешала видеть движение полков, только на обеих сторонах поля раздавался звук воинских труб. Но часу в 9-м туман начал рассеиваться и солнце осветило русские полки, строившиеся в боевом порядке. Полки эти уже выдвинулись вперед и заняли такое положение, что правым боком они упирались в овраги и дебри речки Нижнего Дубика, впадающей в Непрядву, а левым — в крутоярье Смолки, там, где она делает северный заворот. На правом крыле Димитрий поставил братьев Ольгердовичей, а князей белозерских поместил на левом. Пехота большею частью была выставлена в Передовой полк. Этим полком по-прежнему начальствовали братья Всеволодовичи, к нему же присоединились боярин Николай Васильевич Вельяминов с коломенцами и Семен Мелик с своим сторожевым отрядом. В Большом или Середнем полку под самим великим князем воеводствовали Глеб брянский и великий московский боярин Тимофей Васильевич Вельяминов. Кроме того, Димитрий отрядил еще Запасный или Засадный полк (что теперь называется главный резерв), который поручил брату Владимиру Андреевичу я помянутому волынскому боярину Димитрию Михайловичу Боброку. Этот конный полк стал в засаду за левым крылом в густой дубраве над рекою Смолкою, так что он был совершенно скрыт от взоров неприятеля. Выбор места для этого полка обнаруживал весьма проницательный воинский взгляд. Он был помещен таким образом, что мог легко подкрепить сражающихся, а кроме того, прикрывал обозы и сообщение с мостами, наведенными на Дону, т. е. единственный путь отступления в случае неудачи.

Устроив полки, великий князь на своем борзом коне объезжал ряды воинов и говорил им: «Возлюбленные отцы и братия, Господа ради и пречистыя Богородицы и своего ради спасения подвизайтеся за православную веру и за братию нашу». Бодрость и мужество светились на лицах русских ратников, воинственные клики слышались в ответе на этот призыв.

На челе Великого или Главного полка стояла собственная дружина великого князя и развевалось его большое черное знамя с вышитым на нем ликом Спасителя. Димитрий сошел с богато убранного коня, снял с себя златотканый плащ или великокняжую приволоку, возложил ее на любимца своего боярина Михаила Андреевича Бренка, посадил его на своего коня и велел носить перед ним большое черное знамя. А сам покрылся сверх брони простым плащом и пересел на другого коня. Он вынул из-за пазухи крест с заключенною в нем частицею Животворящего Древа, приложился к нему, вкусил освященную просфору игумена Сергия и, творя молитву, поехал в Сторожевой полк, чтобы впереди его собственноручно ударить на врагов.

Тщетно князья и воеводы удерживали его. «Тебе подобает стоять особо от битвы, — говорили они, — и смотреть на сражающихся, а потом честить и жаловать оставшихся в живых и творить память по убиенным. Если же тебя, государя, лишимся, то уподобимся стаду овец без пастыря, придут волки и распугают нас».

«Братия моя милая, — отвечал Димитрий, — добрые ваши речи и похвалы достойные. Но если я вам глава, то впереди вас хочу и битву начать. Умру или жив буду вместе с вами».

Часов в одиннадцать утра с противоположных холмов двинулась татарская рать навстречу русской.

Оба воинства стали спускаться к лощине, откуда брала свое начало речка Смолка, т. е. к середине Куликова поля. Страшно было смотреть на эти две грозные силы, шедшие друг на друга. Вид их был неодинаков. Русское воинство отличалось червлеными щитами и светлыми доспехами, сиявшими на солнце, а татарское от своих темных щитов и серых кафтанов издали походило на черную тучу. Передняя татарская рать в средней своей части, так же как и русская, состояла из пехоты (вероятно, наемной или союзнической). Она двигалась густою колонною, причем задние ряды клали свои копья на плечи передних; у последних они были короче, а у задних — длиннее. В некотором расстоянии друг от друга обе рати вдруг остановились. Тут с татарской стороны выехал воин огромного роста, подобный древнему Голиафу, чтобы, по обычаю тех времен, начать битву единоборством и своим примером поощрить войско. Он был из знатных людей и назывался Темир-Мурза.

Увидел его инок Пересвет, вместе с Ослябей шедший также в Передовом полку, и сказал воеводам: «Сей человек себе подобного ищет, я хочу с ним видеться. Отцы и братия! — воскликнул он. — Простите меня, грешного; брате Ослябе, моли за меня Бога! Преподобный отец игумен Сергий, помоги мне молитвою своею». И затем с копьем в руке поскакал на врага, имея на шлеме Сергиеву схиму с крестом. Завидев его, татарин понесся ему навстречу. Противники ударили друг друга с такою силою, что кони их упали на колена, а сами они мертвыми поверглись на землю. Тогда обе рати ринулись в битву: русские, призывая на помощь Господа и Богородицу, а татары — Аллаха и Магомета. Димитрий показал пример мужества и воинской отваги. Он переменил несколько коней, сражаясь в Передовом лодку; когда же обе передовые рати смешались, отъехал к Великому полку. Но дошел черед до сего последнего, и он опять принял личное участие в битве. А противник его хан Мамай с своими ближними темниками и телохранителями наблюдал сражение с вершины Красного холма.

Скоро место, где сошлись обе рати, сделалось до того тесным, что ратники задыхались в густой свалке. Расступиться в сторону было некуда: с обоих боков препятствовало тому свойство местности. Такой страшной битвы никто из русских и не помнил. По выражению наших летописей, «копья ломались, как солома, стрелы падали дождем, пыль закрывала солнечные лучи, мечи сверкали молниями, а люди падали, как трава под косою, кровь лилась, как вода, и текла ручьями». Битва была по преимуществу рукопашная, следовательно, самая кровопролитная. В тесноте воины схватывали противника левою рукою, а правою рубили его или кололи. Многие умирали под конскими копытами. Но и кони едва могли двигаться от множества трупов, которыми в самое короткое время покрылось поле битвы. Полки смешались друг с другом: в одном месте одолевали татары, в другом — русские. Ржание и топот коней, клики сражавшихся, треск оружия и стоны раненых производили такой шум, что воеводы Передней рати тщетно пытались водворять порядок, никто их не слышал, да и сами они большею частию скоро пали геройскою смертию.

Пешая русская рать уже полегла костьми. Пользуясь своим превосходством в числе и смертью многих русских вождей, татары расстроили наши передние полки и стали теперь напирать на Главную рать, т. е. на полки Московский, Владимирский и Суздальский. Тут некоторые молодые неопытные москвичи подались назад и произвели замешательство, так что толпа татар прорвалась к большому знамени, подрубила у него древко и убила боярина Бренка, приняв его за великого князя. Но Глеб брянский, Тимофей Васильевич и другие воеводы успели восстановить порядок и опять сомкнуть Большой полк. Между тем на Правой руке Андрей Одьгердович одолевал татар, но он не дерзал гнаться за неприятелем, чтобы не отдаляться от Большого полка, который не подвигался вперед. На последний навалило сильное татарское полчище и пыталось его прорвать, но тщетно, хотя и тут многие воеводы, старавшиеся служить примером для воинов, уже были убиты.