Почему эти слова пришли мне на ум? Мне никто никогда не говорил, что меня любит. Ни Охотник, ни бабка. Особенно бабка. Откуда же они взялись у меня в голове?

«Передай моей малышке, что я ее люблю».

Мамино письмо. Оно давно пропало и, наверное, уже истлело. Буря украла его у меня, но слова еще хранились в памяти. Вдруг я поняла, что не вспоминала о нем с прошлой зимы. Почти полгода.

Неожиданно мне захотелось увидеть Охотника. Нет, никаких обнимашек и телячьих нежностей, просто захотелось, чтобы он был рядом. Чтобы не уходил на охоту на всю ночь. Только рядом с ним я чувствовала себя в безопасности.

Далеко он уйти не мог. Вообще-то он мне запрещал за собой ходить, и обычно я его слушалась. Однако сейчас я зашла в дом, взяла куртку и шапку, да еще и кусок хлеба с мясом прихватила. Подумала немного и добавила еще пару кусочков. Охотник из лесу всегда голодный возвращался.

Когда я вышла из дома, ливень стих; видать, скоро вообще закончится. Я прикинула, что Охотник обогнал меня всего минут на десять, и пошла за ним. Он меня учил выслеживать добычу, но земля так размякла, что фиг тут чего выследишь. Его следы наполнялись грязной водой, а тропинка быстро становилась болотом. Позвать его я не могла, на то было еще одно правило. На охоте нужно молчать. Даже если гризли нападет – держи рот на замке.

Не знаю, как долго я шла. Прояснилось, небо стало голубым-голубым. Было уже около пяти, однако ноги-то у меня короткие, потому шла я медленно и, наверное, очень сильно от него отстала. Летом вечера долгие, и солнечный свет может сыграть с тобой злую шутку. Я нарушила еще одно правило Охотника – не уходить далеко от хижины. Но я прикинула, что раз я знаю обратную дорогу, то он не будет на меня очень сильно злиться. И потом – я же уже взрослая, мне почти десять.

Тут я набрела на полянку, поросшую высокой травой, и застыла на месте. На меня таращились карие глаза. Большие, испуганные, определенно женские. Сначала я подумала, что мне привиделось в сумерках, но женщина помахала рукой и захромала в мою сторону. Руки затряслись, и я уж было решила драпануть, а в мозгу судорожно перебирала варианты: спрятаться, помочь ей или убежать. Всего лишь женщина. Я столько лет ни одной женщины не видела.

Охотник строго-настрого наказал мне ни с кем не разговаривать, однако любопытство взяло верх. И потом я решила, что раз уж нарушила одно правило, то можно и другие.

Странно, как ее в такую глушь занесло? Мои собственные волосы отросли почти до плеч и ужасно мешали, а у нее, представляете, они аж до пояса висели. Черные и шелковистые. У меня были карие глаза, а у нее золотистые. Я-то думала, что высокая, а она оказалась раза в полтора выше. Из женщин я только свою бабку помню, но только теперь поняла, что она была старой высохшей каргой. До меня вдруг дошло, что я улыбаюсь. Вот так стояла и лыбилась, как клоун, пока женщина ко мне приближалась.

– Привет, – сказала она тихим слабым голосом, рукой прижимая к груди разодранную рубашку. Когда она подошла ближе, оказалось что это не рубашка, а что-то вроде ночной сорочки. Бесполезная кружевная штука.

– Почему ты так одета? – спросила я; самый простой вопрос «Кто ты?» не пришел в мою десятилетнюю голову.

Она оглядывалась по сторонам и пригибалась, норовя спрятаться в высокой траве, словно за нее кто-то охотился или она в прятки играла, а тут я объявилась. Видать, моего вопроса она не услышала, потому что не ответила.

– Почему ты здесь одна бродишь? Ты что, потерялась? – спросила женщина. Ботинок у нее не было – видать, бродяжка какая-то. Хотя на бродяжку не похожа. А какой у нее голос! Бродяжки так не разговаривают. В жизни такого красивого не слыхала. Мои уши огрубели от рычания Охотника, а ее слова звучали как музыка.

– Ничего я не потерялась.

Она опустилась на колени и положила руки мне на плечи, вроде как хотела убедиться, что я не привидение.

– Ты где-то рядом живешь?

Я сказала, что рядом, и тогда она улыбнулась. Все мои сомнения мигом рассеялись. Я нашла себе маму, вот так просто пошла в лес и поймала, как Охотник ловит кроликов. Он бы мной гордился. Я улыбнулась во весь рот, сверкнув зубами, которые никогда не забывала чистить. Охотник постоянно твердил, что хорошие зубы – это хорошее здоровье, и они у него белые и блестящие.

Я вытащила из кармана кусок хлеба и протянула женщине. Она взглянула на меня, немного помедлила, дрожа всем телом и рыская глазами по сторонам, потом схватила хлеб и впилась в него зубами. Набив рот, пробормотала что-то похожее на «спасибо», а я не знала, что ей ответить.

– Нужно отсюда выбираться, – прошептала она. – Ты знаешь, в какой стороне город?

С гор уже спускался холод, а у нее из одежек – одна кружевная рубашка. До города не дойдет, это точно.

– У меня в хижине тепло, – сказала я. – Только ничего там не трогай.

Она кивнула, доела хлеб и пошла за мной.

– Сколь тебе лет? – спросила она, когда мы зашли в лес.

– Десять.

– А что ты делаешь в этой глуши?

Я не стала рассказывать ей об Охотнике. Когда придем домой, сама все увидит. А я к тому времени покормлю ее и отмою. Дурак будет, если не захочет на ней жениться и сделать моей мамой!

– А ты? Тебя как зовут? – спросила я.

Она все глядела по сторонам, словно боялась, что кто-то в любую минуту может выпрыгнуть из кустов.

– Мисси.

Вообще-то имена в этом лесу не имеют значения, и Охотник назовет ее как захочет. Мне он тоже новое имя дал.

– Чего ты боишься? – спросила я. – Здесь тебя никто не обидит.

– Ты уверена?

Я фыркнула.

– Я эти леса как свои пять пальцев знаю. Мы с папой здесь всю жизнь прожили.

Вообще-то, я Охотника папой никогда не называла. Только когда его не было рядом, я решалась произносить это слово вслух – мне нравилось, как оно звучит.

– Я проснулась… утром… посреди леса. Помню, как лежала дома в кровати, за окном мелькнула тень… – Она покачала головой, и я увидела, что из-под ее прекрасных черных волос на лоб стекает струйка крови. – А потом я оказалась здесь. Я в лесу весь день провела.

Я не обращала внимания на ее лепет. Мало ли чего человек наболтает после целого дня в лесу на холоде. Я ей просто сказала, чтоб вела себя тихо, потому что медведи могут услышать. Она шла рядом, съежившись и обхватив себя руками, больше ни слова не проронила до самого дома. Охотнику нравились люди, которым можно заткнуть рот.

Уже стемнело, и на небе высыпали звезды. Мисси дрожала от холода, и как только я открыла дверь, сразу бросилась к печке. Я притащила с улицы несколько поленьев и подкинула их в огонь. Видать, от того, что в доме были гости, я отвлеклась и когда засовывала поленья в печку, тыльной стороной ладони прикоснулась к горячей железной дверце. Меня накрыла волна боли, и на коже сразу вздулся толстый волдырь.