Умри же, молодой безумец, умри жестокой и вместе слабой человек: но умирая, знай, что ты оставляешь к душе честного человека, которому ты был дорог, сожаление, что он служил неблагодарному.

Приезжай, Милорд: хотя я думаю, что больше не могу вкушать утех на земли; однако мы увидимся. Несправедливо полагаешь ты меня в числе неблагодарных: твое сердце не сотворено находить их, ни мое таким быть.

Время уже отказаться от заблуждений молодости, и оставить обманчивую надежду. Я не буду никогда твоею. Возврати мне свободу, которую я тебе вверила, и коею хочет располагать мой родитель; или соверши мои несчастия отказом, которой погубит нас обоих, без всякой для тебя пользы.

Если могло остаться в душе соблазнителя некоторое чувство чести и человечества, ответствуй на сию записку той несчастной, которой развратил ты сердце, и которой бы больше не было на свете, если б я мог сомневаться, что она еще может продолжать забвение самой себя. Я буду мало удивлен, что та же философия, которая научила ее первому, кто встретится, бросаться на шею, научит еще и отца не слушать. Подумай о том однако ж. Я люблю во всех случаях следовать кротости и чести, когда надеюсь, что их может быть довольно: но если я хочу их с тобой употребить, то не думай, чтоб я не знал как отмщается честь дворянина, обиженного человеком, не имеющим сего имени.

Удержитесь, государь мой, от тщетных угроз, которые мне немало не страшны, и от несправедливых укоризн, кои не могут меня унизить. Знайте, что между двух особ равных лет, нет другого соблазнителя, кроме любви, и что вам не должно презирать такого человека, которого ваша дочь удостоила своим почтением.

Какую жертву смеешь ты на меня налагать, и по какому праву ее требуешь? Или творцу всех мук моих должно принести последнюю мою надежду? Я хочу почитать отца Юлии; но должно, чтоб он согласился быть моим, дабы научился я ему повиноваться. Нет, нет, государь мой, какие мнения ни имеете вы о наших поступках; но они никогда меня не принудят отказаться для вас от прав столь милых к столь справедливо приобретенных моим сердцем. Ты делаешь жизнь мою несчастною: я тебе не должен ничем кроме ненависти, и ты не можешь ничего от меня требовать. Юлия сказала; вот мое согласие. Ах! пусть я буду ей всегда повиноваться! Другой станет ею владеть, но я буду ее более достоин.

Если б дочь твоя удостоила со мной советоваться о пределах твоей власти, не сомневайся, чтоб я не научил ее противиться несправедливым твоим требованиям. Какова бы ни была власть, которую ты во зло употребляешь, мои права священнее твоих; цепь, соединяющая нас, есть предел родительской власти, даже и пред судом человеческим; и когда ты смеешь призывать Природу, тогда ты один ниспровергаешь и ее законы.

Не приводи так же сей странной к тонкой чести, об отмщении которой ты говоришь, и которой никто кроме самого тебя не оскорбляет. Почитай выбор Юлиин, и твоя честь в безопасности; ибо мое сердце тебя чтит, невзирая на твои обиды; и, невзирая на Готфские правила, союз честного человека никогда другого не бесчестит. Если досаждает тебе мое высокомерие, напади на жизнь мою, я никогда против тебя защищать ее не стану; впрочем, я очень мало забочусь знать, в чем состоит честь дворянина; но что касается до чести добродетельного человека, то она мне принадлежит, я умею защищать ее, и сохраню ее чистую и без пятна до последнего дыхания.

Поди, отец бесчеловечный, и мало достойный столь сладкого имени, – помышляй о мерзостном чадоубийстве в то время, когда нежная и покорная дочь жертвует своим благополучием твоим предрассудкам. Сожаления твои отмстят некогда за муки, тобою мне причиненные, и ты почувствуешь, но уже поздно, что слепая и неукротимая, злость твоя не меньше и тебе, как мне, плачевна будет. Без сомнения я буду несчастлив; но если когда ни будь глас крови отзовется во глубине твоего сердца, то сколько еще несчастнее меня ты будешь, принесши б жертву мечтаниям единый плоде свой, – единую на свете красотою, достоинством, добродетелями, и для которой небо щедрое в своих дарах; ничего, кроме лучшего отца, не позабыло!

Я возвращаю Юлии д’Етанг право располагать собою, и отдашь свою руку без согласия своего сердца.

Я хотела описать тебе явление, которое только кончилось, и произвело записку, которую ты получить должен; но отец мой с такою точностью расположил свои меры, что сие кончилось не больше как за минуту до отправления курьера. Его письмо конечно во время отдано на почту; а мое не могло поспеть; ты решишься, и твой ответ отправлен будет прежде, нежели сие к тебе дойдет; и так вся подробность теперь уже бесполезна. Я исполнила мою должность, ты исполнишь свою; но рок нас угнетает, честь изменяет нам; мы будем навсегда разлучены; и к совершенству ужаса, я предаюсь в… увы! я могла жить в твоих! О должность, к чему ты служишь? О Провидение!.. должно стенать и молчать.

Перо выпадает из руки моей. Несколько дней я была не здорова; разговор сего утра чрезмерно меня встревожил… голова и сердце у меня болят… я чувствую в себе слабость… не хочет ли небо сжалиться над муками моими?.. Я не могу ходить… я принуждена лечь в постель, и утешаюсь тем, что более не встану. Прости, единый предмет моей любви. Прости в последний раз, дражайший и нежный друг Юлиин. Ах! если я не должна больше жить для тебя, то не перестала ль уже я жить вовсе?

И так то правда, дражайший и жестокой друг, что ты опять возвратила меня к жизни и к моим печалям? Я видела счастливое мгновение, в которое могла соединиться с нежнейшею матерью; твои бесчеловечные старания меня удержали, чтоб долее ее оплакивать; и когда желание последовать за нею отвлекает меня от земли, в самое то время сожаление тебя оставить меня останавливает. Ежели я утешаюсь жизнью, то потому только, что не вовсе в прежнем состоянии избежала от смерти. Нет уж более в лице моем тех приятностей, за которые так дорого заплатило мое сердце. Болезнь, от которой я избавилась, меня от них освободила. Сия счастливая утрата уменьшит грубой жар человека столько лишенного нежности, что он осмеливается на мне жениться без моего согласия. Не находя во мне более того, что ему нравилось, он мало будет думать о прочем. Не нарушив данного слова отцу моему, не огорчив друга, которой спас жизнь его, я избавлюсь от сего докучливого человека: язык мой ничего не произнесет, но кой вид за меня говорить станет. Его отвращение защитит меня от его тиранства, и он найдет во мне столько безобразия, что не удостоит меня сделать несчастною.