Кое-что стало ясно, когда, нарезав по несколько трубок, серьезные люди вдруг принялись плеваться через них, стараясь попасть в нарисованную на дереве мишень из разных положений, в основном лежа, и отходя как можно дальше.

Я едва не расхохоталась, увидев такую картину. Не удалось зимой шапками закидать, так надеются летом заплевать? Вятич, наблюдая, как я веселюсь, почти разочарованно протянул:

– Э-эх… дурища и есть дурища…

Смеяться я перестала быстро, когда увидела, что в ход пошли те самые чертовы слепни, которых помощники сотника собирали с несчастных лошадей, заметно облегчая кобылам жизнь. И все равно я не понимала.

– Вятич, ну правда, что за шутки? Вряд ли монголы так боятся слепней, чтобы бежать опрометью, если укусит…

Тот согласно кивнул:

– Не боятся, это нам и нужно. Укус слепня не вызовет никакого беспокойства, сбросят, и все. А если в нем яд?

– Ты собираешься кормить слепней цианистым калием? Ну, ядом?

Сотник не удивился новому термину, но головой покачал:

– Кормить необязательно, достаточно проткнуть его отравленной иглой перед самым плевком, и слепень понесет яд тому, на кого попадет.

– А… яд?

– Яд есть, и не один – разные, для каждого случая свой.

– Для какого, например?

– Для дозорных свой, там нужна тихая смерть, для тех, кто охраняет костры тоже, а вот для лошадей есть разные виды – парализующий и приводящий в бешенство.

– А если слепень куснет не того, вот возьмет и не станет кусать монгола, наоборот, полетит в нашу сторону?

– Интересно, как долго сможет прожить слепень, проткнутый чем-то?

– Недолго…

– Вполне хватит, только чтобы цапнуть первого, кто попадется. А если и не цапнет, то опасений не вызовет.

– Так вас и пустили к ставке!

Вятич расхохотался:

– А я туда и не собираюсь! Я в отличие от тебя не помешан на убийстве Батыя и использовать трубки собираюсь на дозорных и тех, кто с краю. Пока хватит.

Вятич с парнями занимались какой-то гадостью, они ободрали шкуру убитой монгольской лошади и, не выделывая, примеряли на себя. Фу… Немного пораскинув мозгами, я сообразила, что это перебьет их собственный запах лучше любого дезодоранта. Да уж, у степняков лошади хитрые, заразы! Они не только кусаются и лягаются, но и научены чуять чужих и поднимать тревогу, никаких собак не нужно.

Из нашего стана в сторону монгольского отправилась странная процессия – несколько человек несли на себе лошадиные шкуры. Смотрелось дико, но за последнее время я привыкла ко всему и уже ничему не удивлялась.

На землю опустилась летняя ночь. Тихая, звездная, благостная, с треском цикад, легким ветерком, запахом трав… Для монголов она была просто райской, пахло уже степью, а не лесом или болотами, ветви деревьев не загораживали небо, глаз не натыкался на стену деревьев. Нет, они, конечно, были, и кустарника много, особенно у воды, но не сплошь же вокруг. Словом, почти как дома…

Пофыркивали и прядали ушами лошади, отгоняя приставучих насекомых, но даже оводы и слепни не настолько доставали, чтобы беспокоиться.

Стан спал, только сидели у костров дозорные, следя, чтобы те не погасли, и вслушиваясь в ночную тишину. Где-то в лесу ухнул филин, пролетела, заинтересовавшись светом, сова, скользнула почти бесшумно, и нет ее. Шуршали мыши, возился кто-то в кустах, то ли удирая, чтобы не стать добычей хищника, то ли, наоборот, завершая охоту.

Наступил час между совой и вороной, когда ночная хищница уже устраивается на суку до следующего вечера, а дневная еще не подала голос. Ночь наиболее темна перед рассветом, но в это же время немного смелеют все, кто сидел, забившись глубоко в норки. Потому тихий шорох не особенно пугал дозорных.

У двух крайних костров, подле которых пасся большой табун, четыре сидящих на корточках охранника, отбывавших свое время, даже не пошевелились, все так же неподвижно взирая на пламя… Если бы кто-то понаблюдал за ними со стороны, то удивился бы такой выдержке – сидеть в одной позе так долго! Но наблюдать некому, те, кто был виновен в неподвижности охраны, уже давно уползли, а остальные спали.

Некому обратить внимание и на то, что незадолго до этого каждый из четырех охранников хлопнул себя по шее, то ли отгоняя, то ли убивая надоедливых насекомых. Да и сами бедолаги тоже на это не отреагировали…

Один из спавших монголов поднялся то ли попить, то ли, наоборот, отлить и вдруг в ужасе замер, потому что сидевший на корточках охранник явно заснул и вдруг… свалился прямо в костер! Подскочив к бедолаге, товарищ попробовал помочь ему выбраться из пламени, прекрасно понимая, что грозит всему десятку за такой проступок. Каков же был его ужас, когда монгол понял, что дозорный мертв!

С опаской оглянувшись вокруг – не видят ли, что произошло, – воин потерял сон окончательно. От его вопля дрема слетела и с остальных тоже. Мгновенно весь стан поднялся на ноги. Оказалось, что четыре охранника у ближайших к кустам костров (по два на каждый) мертвы, причем никаких ран от стрел, колотых или режущих ни у кого не было, просто умерли – и все!

Но еще страшнее стало, когда обнаружилось, что мертвы и с десяток лошадей, тоже нераненых и незаколотых!

Паника, охватившая стан, продолжалась до середины дня, пока не приняли решение срочно уйти от проклятого места, потому что там, видно, какая-то зараза.

Зараза преследовала монголов несколько дней. Находившиеся ближе к лесным зарослям умирали вдруг, не будучи раненными. Страшно, что во множестве гибли лошади. Они либо оказывались неспособными двигаться дальше, либо бесились. Темник запретил использовать конину погибших в пищу, чтобы не заболеть и самим, и сдирать кожу тоже. Это страшная потеря, ведь конь для монгола главный кормилец и поставщик всего жизненно важного. Больше добыть можно только саблей и луком со стрелами, но даже с самой острой саблей монгол без коня не монгол.

Только откочевав подальше от полосы перелесков, совсем в степь, монголы немного успокоились, зараза, кажется, отстала. Зато там было недостаточно воды, трава быстро высохла, посерела и легко загоралась от любой искры. Иногда казалось, что и без нее… Их снова преследовали волки, по ночам лошадей будоражил волчий вой.

Монголы маялись, а Вятич с товарищами отсыпались днем после очередной ночной «охоты». Они побили очень много лошадей, ведь укус слепня или овода для лошади вполне привычное дело и подозрений не вызывал, а отчего уже потом она вдруг слабела и падала или, наоборот, вдруг бесилась – не понимал никто…

Дважды отраву удалось закинуть… в котлы над кострами, тогда основательно потравилось немало монгольских воинов, не до смерти, конечно, но животами маялись классно…

Партизанская война продолжалась, но этого было мало. Монголы жировали на степных просторах, явно намереваясь осенью снова двинуться в поход. Куда? А что, если на Чернигов? Я вспомнила, что туда они пойдут осенью следующего года, а до этого так и будут в половецких степях. Но сидеть и просто ждать, даже тренируясь целыми днями, невыносимо. Как же напомнить им о неминуемом возмездии? И, главное, как его свершить? Просто выйти в степь и обнаружить себя? Во-первых, поймут, сколько нас, во-вторых, и до леса добраться не успеем, перебьют стрелами издали. Это в лесах мы были хозяевами положения, в степи – они, и с этим приходилось считаться. Сколько ни ломали голову над тем, как снова заманить хотя бы часть монголов в лес, ничего на ум не приходило.