Шрифт:
Интервал:
Закладка:
приводили его в состояние, близкое к обмороку. Он видел себя на пустынной платформе Лионского вокзала жарким летним вечером. Он выходит из вагона с тяжелой сумкой. Беранжера медленно идет ему навстречу и наконец бросается ему в объятия. Он чувствовал тепло ее тела, мягкость ее затылка, аромат ее духов. Он находил ее губы и, ошалевший от счастья новой встречи после разлуки, впивался в них жадным поцелуем. Этот эпизод, достойный кадров из фильма Дэвида Лина, фильма, продюсером, режиссером и единственным зрителем которого был сам Ален, не оставлял места сомнениям: Беранжера была его девушкой. Отдавшись во власть пронзительной музыке и собственных фантазий, он уже не мог сдержаться и к концу песни начинал всхлипывать. С ним творилось что-то волшебное. Никогда раньше он не испытывал такой боли – и больше никогда не испытает ее в будущем. Ему было девятнадцать лет, и Беранжера не была его девушкой. У нее был другой парень, немного старше их всех, уже прилично зарабатывавший. Кстати, именно он оплатил шикарную студию, в которой они записали свои четыре песни, и он же нанял двух звукорежиссеров. В свои двадцать три года он уже крепко стоял на ногах. Он приходился родным братом парню, сочинявшему стихи для их песен. У него был немного печальный взгляд и кошачья улыбка, и уже в то время его чаще всего называли инициалами – ЖБМ.
Черный «линкольн» бесшумно скользил по пустынным ночным улицам. В кармане у Авроры последние полчаса беспрерывно тренькал айфон, сообщая о доставке очередной эсэмэски.
– Вы были правы, зря я туда пошел, – сказал ЖБМ, не отрывая взгляда от проплывавших мимо фасадов.
Его ассистентка Аврора промолчала. Водитель сбавил скорость и направил машину в туннель под Лувром, выходящий на площадь Пирамид, к позолоченной статуе Жанны д’Арк, возле которой каждое 1 мая собирались правые всех мастей. Он смотрел на стены туннеля, увешанные щитами с заголовками завтрашних газет. «А если это будет он?» – вопрошала «Паризьен». «Либерасьон» недоумевала: «Мазар? Вы правда сказали: Мазар?» Журнал «Экспресс», в последнюю минуту поменявший обложку – доброй половине редакции пришлось пачками глотать таблетки, – остановился на следующем варианте: «Узнаем все сегодня вечером?» Более осторожная «Фигаро», не желая оставаться в стороне, собирала собственное досье, пока что под условным названием «Кто же такой Жан-Бернар Мазар?».
Франсуа Ларнье, кандидат на участие в партийных праймериз, которого позвали в программу «Большие дебаты» на канале «Франс-Телевизьон», решил, что присутствие ЖБМ украсит окружающий пейзаж и добавит мероприятию живости. Поэтому пару недель назад он вместе с помощниками направил этому экономисту и бизнесмену официальное приглашение. ЖБМ его принял вопреки мнению Авроры, сомневавшейся в разумности подобного шага. Передача шла уже примерно полчаса, когда в студии появился ЖБМ, встреченный внимательными взглядами партийного кандидата и членов его команды. Журналисты коротко напомнили зрителям этапы его карьеры: выпускник экономического факультета и Массачусетского технологического института, один из первых инвесторов в сеть интернет, глава компании «Аркадия», согласно индексу САС40 входящей в десятку крупнейших в стране и объединяющей 45 фирм, работающих по всему миру в области разработки программных продуктов, в том числе антивирусных; интернет-компании, в которых он имел долю, исчислялись сотнями. ЖБМ обладал поразительным экономическим чутьем. За три месяца до обвала на бирже он предсказал кризис «плохих долгов», но интервью, в котором он об этом говорил, прошло незамеченным. Собственно, вкладывать средства в развитие интернета он начал задолго до того, как проснулись остальные; именно он финансировал создание предшественника интернета – информационной системы «Минитель», которую большинство инвесторов воспринимали как бессмысленную игрушку. Клеветники называли его примитивным экономистом, на что ЖБМ неизменно отвечал: «Я не экономист. Я учился на экономическом, а это разные вещи». Он слыл защитником «здравого смысла» и считал, что основой рынка при всей его сложности остается соотношение спроса и предложения, то есть интерес того, кто хочет продать, и того, кто хочет купить, – или это не рынок. Журналисты его обожали – отвечая на их вопросы, он приводил простые и понятные примеры, и интервью с ним пользовались неизменным успехом у читателей. Вот как он объяснял кризис «плохих долгов»: «Представьте себе, что вы хотите привести к себе в квартиру слона. Разумеется, вам понадобится расширить дверной проем и снести межкомнатные стены, но главная проблема не в этом. Главная проблема – это пол. Он обрушится под весом животного, и слон – вместе с вами и, вероятно, вместе с нижними соседями – провалится до первого этажа. Наши аналитики изучают проблему двери и перегородок, а я понимаю, что есть еще и пол. Они видят, что слон большой, а я вижу, что он прежде всего тяжелый». В редакциях газет и журналов немало посмеялись над его историей про слона и ненадежный пол. «ЖБМ рассказывает нам детские сказочки про слоненка Дамбо, которому не досталось волшебного пера, – писал знаменитый финансовый обозреватель. – Не спорю, с развитием интернета он угадал, но качество его макроэкономического анализа оставляет желать много лучшего». Один сатирический еженедельник даже опубликовал карикатуру, на которой ЖБМ был изображен в виде циркового шпрехшталмейстера; в руках он держал обруч, очертаниями напоминающий Францию, и призывал слона через него прыгнуть. Месяц спустя смех в редакциях экономических изданий стих, а одно упоминание инициалов ЖБМ производило на журналистов примерно то же действие, какое капля уксуса производит на устрицу. Широкая публика знала ЖБМ как человека, сумевшего за два месяца сменить программное обеспечение армии, тогда как правительство отводило на этот процесс три года. Старая система Louvois работала из рук вон плохо, постоянно сбоила, из-за чего военные не получали вовремя денежное довольствие. Дело грозило обернуться скандалом, но стоило установить во всех армейских подразделениях программный продукт «Аркадии» – систему Vauban, – как все наладилось.
Когда в телестудии ЖБМ очень доходчиво обрисовал два сценария выхода из кризиса, его поняли все без исключения, что в политических дебатах случается крайне редко. Когда он коснулся темы государственного долга и рабочих мест, связанных с новой информационной экономикой, его опять-таки поняли все; журналисты лишь молча переглядывались. ЖБМ уже на целую минуту превысил лимит, отведенный ему для выступления, но никто его не перебивал. Про официального кандидата забыли; его помощник по связям с общественностью бросал на ведущего яростные взгляды, но тот делал вид, что ничего не замечает. ЖБМ засыпали вопросами, и он ответил на каждый: и про закредитованность компаний, и про давление Брюсселя, мешающее стратегическому развитию Франции, и про продолжительность рабочей недели, и про пенсии… Упоминание «ЖБМ» и «Жан-Бернара Мазара» в социальных сетях росло с каждой минутой по экспоненте. Редакционные стажеры, которым было велено приглядывать за количеством отзывов и комментариев на сайте телепрограммы и в Фейсбуке, всполошились, решив, что сервер заражен вирусом: сообщения и лайки сыпались как из рога изобилия. Аудимат показал рост числа зрителей сразу на 30 процентов. Еще через три минуты передача вышла на первое место в рейтинге всех каналов, включая кабельные.