судя по наряду, перед ней либо англичанка, либо француженка. Вспомнила про специализацию Гарнье и попыталась расшифровать скрытый символизм полотна, но на мрачном изображении не нашлось ни одного цветка. Девушка начинала злиться — на Рейнара за неуместное испытание, на художника за тяжелые, вязкие мазки, на себя за добровольное вовлечение в сомнительное приключение, как вдруг… На изгибе шеи нарисованной незнакомки, там, где кружево воротника почти касалось кромки волос, мелькнул яркий мазок. Полина напряглась, наклонилась ближе к картине и ощутила, как бешено забилось в груди сердце, — филигранная на фоне небрежных линий, тонко, любовно выписанная вязь изумрудных листьев и мелких фиолетовых цветов терялась в локонах высокой прически, вилась по бледной коже, исчезала под кромкой одежды.

— Барвинок! — выдохнула чересчур громко и зажала рот ладонью. Сказанное слово зазвенело по комнате и вспыхнуло восторгом в глазах Рейнара.

— Мадам Виктория Ларус, твоя пра-прабабка и одна из Повилик, — подтвердил мужчина, а девушка ощутила, как перехватывает дыхание. Гарнье смотрел на нее безотрывно, ловя каждую реакцию, читая, как открытую книгу. Непроизвольно она скрестила руки на груди и попыталась прикрыть ладонью татуировку — защитный жест, беспомощный и жалкий в закрытой комнате наедине с незнакомцем. Избранная древним пророчеством, но не ощущающая себя особенной, девятнадцатилетняя художница во все глаза смотрела на широко улыбающегося загадочного искусствоведа. Один на один с тем, кто знает больше, чем говорит, там, где никто никогда не будет искать — разумом она понимала, что должна испугаться, но Рейнару хотелось верить — таким искренним было его лицо и бездонной синь глаз. А еще в обращенном на нее взгляде сквозил неподдельный научный интерес и что-то отдаленно похожее на заботу.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, Гарнье поманил за собой к витрине, откуда вынул потертый блокнот в кожаном переплете. Изысканный растительный орнамент оплетал форзац. Бережно, с почти священным благоговением, мужчина протянул предмет девушке. Одного взгляда Полине оказалось достаточно для понимания, что перед ней.

— Писание, — прошептала она и осторожно открыла записи столетней давности. Память давно завядшей Повилики зудом любопытства заскребла под кожей. Пережитое Викторией Ларус манило прочесть между строк, заглянуть в воспоминания, раскрыть секреты, погребенные вместе с мадам Барвинок. Дар Полины требовал взглянуть хоть одним глазком: завороженно перебирала девушка хрупкие пожелтевшие страницы, хмурила лоб от незнакомых ритуалов, мысленно кивала, встречая известные, и старательно отгоняла прочь то и дело вспыхивающие перед глазами образы чужого прошлого. Со стороны она выглядела отрешенной, точно готовый погрузится в транс медиум, и Рейнар поспешил переключить внимания на себя. Мужчина аккуратно забрал блокнот из подрагивающих ладоней, мысленно удивившись, как еще минуту назад прохладные пальцы, сейчас обжигали внутренним жаром.

— Этот гримуар, или, как ты сказала Писание, попал мне в руки три года назад в рамках исследования для получения докторской степени. Он оказался среди вещей одного коллекционера, приобретенных на аукционе корпорацией «Баланс». Так я узнал пророчество о клематисе. Десятая с конца страница, посмотри, — и раскрыл записи в нужном месте.

Действительно, на указанном листе красивым каллиграфическим почерком значились навсегда опечатавшиеся в Полининой памяти слова: «В час особой нужды, когда древо зла раскинет ветви над миром, и в тени его пропадет надежда на свет, раскроется веер клематиса. Защищая одних, других обречет он на гибель. Те, кто с жизнью простились воскреснут и встанут на страже. Испытание верой обрушится на Повилик.»

— При чем здесь я? — Полине хотелось скинуть груз тайны, довериться привлекательному молодому доктору наук и, возможно, наконец-то понять, что означают распустившиеся на ее плече цветы родового знака. Но с начала поры расцвета, с первой страницы полученного от бабки Писания, с уединенных разговоров с матерью, девушка знала: само существование Повилик — секрет, за разглашение которого можно поплатиться жизнью. Едва ли в настоящее время фанатики кинут их стебли в священный огонь, но все же общество никогда не будет готово принять тех, кто одним своим существованием оспаривает привычные нормы. Девушка уже позволила лишнего и выдала себя с головой, но теперь жалела об опрометчивости поступка и пыталась уйти в отрицание.

— Ты — одна из Повилик, младшая, насколько могу судить, — в голосе Гарнье послышалась усталость, словно он надеялся избежать утомительного убеждения. — Ваш род прослеживается до середины шестнадцатого века. Вы — потомки загадочной Повилики и барона Замена, волшебные создания, связанные с растениями, — Рейнар мальчишеским жестом запустил ладонь в светлые волосы.

Полина нервно хихикнула, одновременно желая, чтобы этот разговор никогда не происходил, и чтобы мужчина избавил ее от признания, сам рассказав всю суть:

— Фантастический бред! Почему я должна вас слушать, доктор Гарнье? — она пыталась придать тону ехидной стервозности, но на деле чувствовала, как теряет твердую почву под ногами, а голова начинает кружиться от переживаний и нехватки кислорода.

— Потому что тот, кто написал эту картину такой же… — Рейнар указал на мрачное полотно за спиной, — как и я…

Полина опешила, замотала головой, отгоняя слова, точно назойливых мошек.

— Дурацкая шутка! Повилики — женщины, а вы мужчина! Или… — Полина не сдержалась, запоздало хлопнула себя по губам, но, вмиг сдавшись и признав поражение, вопросительно уставилась на Гарнье. Рейнар торжествующе улыбался:

— Определенно мужчина, на всю Y хромосому, — хмыкнул тот, наслаждаясь растерянностью собеседницы и полученным признанием. Однако быстро посерьезнел, видя, что девушка не настроена веселиться, и добавил: — У прародительницы Повилик родилась не только дочь. Был ребенок от другого…

— От Матеуша, — имя любовника Первородной само сорвалось с губ. До сих пор во сне Полину изредка посещали видения о страстной запретной любви баронессы и художника.

На красивом мужском лице удивленно выгнулась бровь. Но Полина не заметила мимолетной реакции. Она уже верила — всем сердцем принимала еще не рассказанную историю. Потому что исподволь всегда знала, помнила произошедшее пятьсот лет назад. Родовая интуиция подсказывала правду. Симпатия к Рейнару получила внезапное красивое объяснение — между ними существовала давняя связь. «Наверно поэтому его аромат такой родной и знакомый?» Вслух девушка сказала:

— Даже если это так, почему о вас ничего не было известно почти пятьсот лет?

— Наши линии развивались обособленно. А потом появилась ты.

— Я появилась девятнадцать лет назад, — теперь в ее голосе звучал вызов.

— Знаю. Кстати, с днем рождения и прости, что встречаешь его в таком странном месте с весьма подозрительным спутником. Надеюсь, я смогу загладить вину? — синие глаза лукаво блеснули.

— Посмотрим, — милостиво буркнула Полина, хотя не ощущала ни капли злости, только жгучее любопытство.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, мужчина продолжил:

— О Повилике я слышал давно, но считал это забавной семейной легендой, пока родственник, буквально одержимый нашим генеалогическим древом,