Впрочем, те, кто посещал Ричарда, не принадлежали к числу его друзей. По правде говоря, он с самого начала велел своим друзьям не только держаться подальше от Ньюгейта, но и не показываться на суде. Того же самого Ричард потребовал и от своих родителей. Не стоило им проделывать долгий путь из Абердина в Лондон только для того, чтобы увидеть своего сына приговоренным к повешению. Ричард ясно видел, к чему все идет. Он понимал, что будет признан виновным, и не собирался покорно принимать свою участь. Если же он сбежит, подозрение первым делом падет на близких и друзей.

Мэсси, который возглавлял теперь Тайную службу, сегодня утром посетил Ричарда, чтобы проститься с ним перед казнью. Он уже не впервые навещал своего бывшего начальника.

— Я знаю, что ты невиновен, — сказал Мэсси, — и понимаю, что ты стал жертвой заговора. Я хочу помочь тебе. Скажи только, с чего начать поиски тех, кто это сделал.

Мэсси нравился Ричарду. Он был отличным агентом, да к тому же у них было много общего: разведка стала их призванием и делом всей жизни. В отличие от большинства сослуживцев, Ричард и Мэсси равно не могли похвастаться связями в высших кругах общества. Оба они поднимались по служебной лестнице только благодаря своему уму и упорному, тяжкому труду.

И все же между Ричардом и Мэсси было одно важное различие. Мэсси всегда свято соблюдал правила.

Ричард не решился довериться Мэсси. «Хороший агент» еще не значит «надежный человек». Если Мэсси работает на его врагов, то его предложение помочь скорее всего лишь ловушка, попытка выяснить, что известно Ричарду о заговорщиках, чтобы половчей замести следы.

Замести следы!.. При этой мысли Ричард едва не расхохотался. Убийца Люси и мальчишка-сообщник исчезли бесследно, словно растворились в воздухе. У Ричарда нет ни малейшего представления, где их искать. Все свидетели говорили на суде истинную правду — так, как они ее понимали. Люси хорошо сыграла свою роль. Да, сомнений нет, это заговор, вот только кто за ним стоит?

С той ночи, когда погибла Люси, Ричард много раз задавал себе этот вопрос, но до сих пор ни на шаг не приблизился к ответу. И вовсе не потому, что некого было подозревать. Напротив, подозреваемых было даже чересчур много.

Он вскинулся, услышав, как в замке со скрипом провернулся ключ. Мгновение спустя тяжелая, обитая железом дверь медленно, с натугой отворилась. На пороге стоял надзиратель в тюремном мундире — зловещего вида личность с обезьяньей физиономией и кустистыми, мрачно насупленными бровями.

— Харпер, — прошептал Ричард, и лицо его расплылось в улыбке. — Где тебя черти носили?

— Ждал, покуда путь будет свободен. А теперь пошевеливайся — времени у нас в обрез.

Сержант Харпер был одним из немногих людей, которым Ричард всецело доверял, что и неудивительно: Харпер состоял при нем личным телохранителем. Этим объяснялось и то, что Харпер сейчас был мрачней обычного. Человек, которого ему надлежало защищать ценой собственной жизни, бессовестно, как выразился Харпер, смылся на дело в одиночку — и вот куда его это завело.

Ричард и Харпер были знакомы давно. В Испании оба они трудились в Тайной службе Его Величества. Не во всем они сходились во взглядах, однако после тех дел, в которых им довелось работать вместе, прониклись друг к другу величайшим уважением. Они были соратниками и с глазу на глаз держались друг с другом как равные, хотя Ричард порой подумывал, что Харпер позволяет себе чересчур много. Впрочем, спорить с Харпером было бессмысленно, потому что он напрямую не подчинялся Ричарду. Его назначил на пост лично премьер-министр — в награду за бесценные услуги, оказанные отечеству, — и Харпер никогда не упускал случая напомнить об этом Ричарду.

Сейчас Харпер оглянулся и, убедившись, что в коридоре никого нет, вошел в камеру.

— Давай-ка я открою замок на кандалах, — сказал он, — только, гляди, не снимай их, покуда не доберешься до уборной.

Теперь, когда настал желанный миг побега, Ричард ощутил небывалый прилив сил. Ноющая боль в груди исчезла, дыхание участилось, голова работала ясно и четко.

Покуда Харпер возился с кандалами, Ричард перебирал в уме каждый шаг составленного ими плана. Харпер, этот угрюмый громила, и в самом деле был тюремным надзирателем. Эту должность он получил с помощью каких-то своих подозрительных дружков, причем еще до того, как состоялся суд и приговорили к виселице. Харпер всегда был заядлым пессимистом, и порой, как сейчас, например, это шло на пользу делу. Первый шаг плана состоял в том, чтобы переодеть надзирателем и Ричарда. Харпер сопроводит его в уборную, что в конце коридора, а там уже ждет его тюремный мундир и в кобуре — заряженный пистолет. Когда Ричард переоденется, они с Харпером спустятся на три этажа вниз, в тюремный двор, и сделают вид, что наблюдают за заключенными и их посетителями. Скоро должна появиться смена, и тогда они отправятся в казарму для надзирателей, которая расположена возле апартаментов начальника тюрьмы. Там их ждала последняя запертая дверь.

Тут-то и начиналась самая шаткая часть плана. Ричард и Харпер надеялись, что в общей сумятице, когда одни надзиратели сменяют других, никто не заметит, как они войдут в апартаменты начальника тюрьмы. Войдя, они возьмут этого почтенного господина в заложники и, угрожая убить его, вынудят надзирателей отпереть эту последнюю дверь.

А там — свобода!..

Харпер, само собой, продумал все до мелочей. План их был основан на том, что никто не должен узнать Ричарда. По совету Харпера он сегодня утром отказался от услуг цирюльника, и теперь на его щеках и подбородке темнела двухдневная щетина. На руку им было и то, что в Ньюгейте всегда темно и мрачно, как… словом, как в Ньюгейте. Эту тюрьму, как нарочно, возводили так, чтобы в нее не проникал ни единый лучик света. Скоро, очень скоро Ричард будет свободен.

— Готов? — осведомился Харпер.

Ричард усмехнулся:

— Веди, Макдуф!

* * *

Когда Розамунда получасом позже вошла в столовую и обнаружила, что Кэлли и тетя Фрэн ведут жаркий спор с Чарльзом Трэси, она сразу поняла: что-то неладно. Чарльз, по уговору, должен был ждать их у ворот Ньюгейта.

Чарльзу было около тридцати — высокий, худой, со светлыми, редеющими на висках волосами. Розамунда не питала к нему особенно теплых чувств — Чарльз вечно ходил надутый и кислый, словно все вокруг безмерно его раздражало. Единственным человеком, которого он пылко и безоговорочно обожал, была его сестра Кэлли. Розамунда частенько испытывала к Чарльзу неподдельную жалость, и все же факт оставался фактом: одного часа в обществе этого человека ей хватало, чтобы впасть в полное уныние.

В ту минуту, когда Розамунда вошла в столовую, Чарльз горячо излагал свои опасения насчет поездки в Ньюгейт.

— Это слишком опасно! — вновь и вновь повторял он.

— Чепуха! — отрезала Кэлли. — Все уже устроено, и я не стану менять свои планы из-за такой ерунды!