Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Играли в карты. И тут понял Илья, девчонка считает. И сказал бы что шулер, но ведь не скажешь. Хотя кто ее знает? Она выиграла у Косолапова. Вернула рубль. Мужики начали коситься с любопытством.
Бывший купец в ярости, в азарте, готовый скрутить девчонку в рог, вызнать, как смухлевала. И бог знает, чем бы, все закончилось, как закричал сторож «стрема». Исчезли с лавки тряпица и карты. Свечу махом погасили.
Илья меж Косолаповым и девчонкой оказался. Изба темная, только льется свет из окна, что луна дает. Дыхание, возня, кряхтение людское, бабские ласковые шальные вздохи на дальней лавке. Вот и все звуки.
— Михайло, оставь! Она взяла куш честно, — прошептал он тихо, не ощущая малышку за спиной.
Словно и не было никого там, и не дышит. На слух он не жаловался. Поймал себя на мысли, что хотел бы ощутить. Ищет этого. Ведь оборотень за спиной, это всегда опасность. Но Руна не знает этого. А ему бы не вестись на это и не желать врага своего, дабы бога не гневить.
Зато Косолапов обиженно пыхтит, под звуки проворачивающегося ключа, и возни с щеколдой кого-то из унтер-офицеров.
Дверь распахнулась. На пороге оказался солдат с лампадкой.
— Бабы, — произнес он громко, освещая комнату. — Кто в баню желает? Натопили от души.
Народ воодушевился, начал подниматься.
— Только женщины, мужики потом, — прикрикнул рядовой, передал ключ от замка солдату на посту. — По пятнадцать человек.
Бабы вышли и направилась в баню первая партия. Мужики все дела забросили, к трем маленьким окошкам, что во двор смотрели, прильнули. Ждут угощение для глаз.
— Зачем это? — усмехнулся Илья.
Косолапов мечтательно улыбнулся.
— Так ведь запруда рядом. Всегда найдется несколько желающих окунуться.
Что ж и мужиков понять можно, и баб. Илья тоже сел, недалеко, наблюдая, как мужики затихли, задремали, пока кто-нибудь не гикнет, не оповестит о начале зрелища. Он и сам задремал, видя почему-то во сне не бывшую любовницу, а Руну. Встрепенулся от визга, четверть часа спустя.
Визжали бабы, выбегая из бани, в чем мать родила.
— Волчица! Свят-свят, прости господи! Спаси и сохрани! Волчица. Ведьма-Ведьма.
Они вопили голося, кто во что горазд. Мужики посыпали с охраной во двор. Этапный двор все равно частоколом огорожен. В центре ворота, а калитка у бани, за которой запруда.
— Отставить! Прекратить истерику. Этап стройся, — завопил, срывая голос главный конвойный офицер.
Он и сам в одной рубахе и штанах, выскочил, как есть из избы-казармы. От окрика народ пришел в себя. Волна паники, не остыв, махом не улеглась.
— Я сказал, построились.
Бабы прикрыли сиськи руками, а причинное место длинными волосами. Оголили жопы. Заставляя мужиков бочком вдоль частокола поменять угол зрения. Всем хотелось потешить взгляд, раз по-другому не выходило никак.
— Что здесь происходит?
— Волчица, там, — отозвалась Иванна.
Главный конвойный офицер в сказки не верил, а на этапе чего только не видывал, как только человеческий разум не умеет извращаться одному Богу известно. Потому засопел он не довольно, разрезая взглядом толпу, приходя в ярость, а не держат ли они его за олуха последнего⁉
— Да, откуда ей взяться там?
— Иди проверь сам.
— На кол ее.
— Убить. Она ведьма!
— Ишь проверю, мало не покажется. Бабские небылицы мужикам рассказывайте. А мне, правду матку, извольте!
— Да волк она! Упырь! Вот тебе крест!
— Молчать!
Словно в противовес его словам, издали разнесся вой то ли собачий, то ли волчий. Народ разом притих. Бабы тихонько заскулили и не понятно то ли от холода, то ли и в самом деле от страха.
— Староста, — офицер бросил взгляд на Илью, мотнул головой в сторону бани, мол иди посмотри.
Илья окинул тяжелым взглядом перепуганных, кивнул угрюмо. Он видел, как безумная шла мыться в первой партии, и среди баб ее нет. Девчонка видимо проклятая, одни несчастья на его голову от нее. И за что такое наказание?
Он двинулся к зданию, зашел в душный предбанник. Ожидал, чего угодно. Оборота, волчицу, лужи крови, труп женщины… Самое поганое. Ан нет, Руна вышла сама из бани, завернутая в одну тряпку. Вот же дура! Шагнула легко, пружинистой походкой, если бы не перекошенное от ужаса лицо. Бедра мерно колыхались в такт шажкам. Мокрые волосы бьют по плечам. Ноги длинные, босые.
Повернулась к двери, взяла вещи с лавки.
Или верно, блаженная? Снаружи перепуганные люди, двор полнится кровожадными бабами, а она в тряпице, что липнет к крепкому заду. А под ней⁉ Возмущенный взгляд Ильи завернул против воли под низ, прилепился к лобку с коротким белым пушком. Илья сглотнул. Волна непрошеного жара пошла в плечах, в груди, в паху. Горячая плоть наполнилась силой.
— Убей ее! — доносились вопли со двора.
Сплошное наказание! Он шагнул к ней, схватил сзади и крепко зажал ей рот. Вывернув тонкие руки за спину, прижал животом к банной стене.
Малышка всхлипнула, не в силах шелохнуться.
Раздвинул ей ноги и втиснулся между ними, расшнуровывая гашник.
— Не надо, — взмолилась она, не понимая, что ее ждет.
— Думать раньше стоило, — взорвался Илья, рыча ей в ушко, задыхаясь от распаренного аромата кожи. — Когда душила старого ублюдка. А теперь терпи! Твой единственный…
Рывком стащил штаны вниз с себя.
Девчонка затрепыхалась в его мертвой хватке. Заскулила с отчаяньем.
Он толкнулся в ее влажную кожу, вздыбленной головкой елды. Горячо обжег, низ его живота вжался в половинки сладкой попки. Илья задохнулся.
Девчонка ахнула, задергалась, задрожала телом под напором, нервно попискивая под его ладонью.
— Заткнись, и стони — прорычал в ухо.
С силой навалился на нее, он плющил ее к стене вперед. А сам со свистом выдохнул, злобно думая, было бы чему? Нежные ягодицы послушно разошлись в стороны, и все великолепие предстало перед ним. Приставил набухшую головку к ее дырочке, растянул костлявые ягодицы в стороны, подался вперед, скользнул ниже и слегка погрузился в девичье. Снова закрыл ей лицо ладонью, будет сейчас ныть.
Руна завизжала, тревожно и ускоренно задышала, замычала.
— Стони, дура, если жить хочешь.
Он убрал пальцы со рта и освободившейся рукой, задрал тряпку, припечатал ее сильнее. Теперь он чувствовал Руну всю на себе. Терся о нее, изнывающим собой. Сдерживаясь сам, но не входил глубже, только вид делал.
И до нее, наконец, дошло. Судорожный кивок головы, обозначил согласие.
Он убрал ладонь
