Я улыбаюсь. Я обожаю молодых мужчин в форме. Мои губы заново трескаются после каждой улыбки, и я привычно облизываю кровь.

– Переходим.

Два дома спустя Вали иголочкой из пневматического пистолета снимает дежурного на перекрестке.

– Поворачиваем.

Придется пройти метров триста вбок, чтобы наш курс не вычислили по трупу.

– Сколько у тебя зарядов в пневматике?

– Один.

– Потом выбрось.

Вали кивает.

Фенрир начинает тихонько хныкать.

– Сейчас, сынок, сейчас. Найдем место потише, и попьешь. А пока молчи.

Надо где-то остановиться. Десять минут вдоль бывшего переулка; тут, похоже, шпарили «Градом» – но тел нет. Тел нет нигде, и это очень, очень, очень плохо, это значит, что у меня почти не осталось времени. Но остановиться надо.

Мы садимся прямо в кучу мусора в тени у невысокой стены. Бутылка молока – предпоследняя. Фенрир пьет, неохотно заедая шоколадкой. Мы с Вали открываем консервы. Черт, горошек. Зато во второй голубцы. Хотя бы немного мяса. Мы жадно жуем консервы – последние сутки еда у нас была только для Фенрира.

– Слушай, – вдруг спрашивает Вали, – а почему ты все время кормишь его, а сама ешь, только когда находим? Если ты свалишься – нам-то точно не спастись.

– Потому что его не уговоришь потерпеть. Нам он нужен именно такой, как сейчас, – усталый и сытый. Потому что бодрый или голодный ребенок – это шумный ребенок. Придется поить снотворным. А после него дети просыпаются не всегда.

– А, – кивает Вали.

– А ты думал, я как обычная мамашка? Всё в дитя, а сама подстилкой?

Вали вдруг мрачнеет.

– Имей в виду, – жестко говорит он, – ты мне не мама.

– Даже не претендую.

– А кто ты мне теперь?

– Ну… мама твоего брата по отцу. Мачеха, видимо.

Вали передергивает.

– Зови по имени, – советую я, – не ошибешься…

Ночью по городу мечутся лучи прожекторов. Мы спим в очередной развалине, мимо нас с писком мчатся несколько теней.

Штатские. Идиоты, не поверившие эвакуаторам.

Глаза Вали сверкают в темноте, он тянется к автомату.

Я шлепаю его ладонью.

– Пусть их.

Он опускает руку и с усмешкой слушает грохот башмаков вооруженной погони.

– Ты права. Пусть сами себя поубивают.

– Парень, тебя заносит, – замечаю я, укутывая сопящего Фенрира, – нет никакой необходимости их ненавидеть.

Он задыхается от обилия возражений, скакнувших на язык одновременно.

– Но!..

– Их тоже можно понять. Они жили себе и жили, это мы с ними случились. А им, конечно, хочется, чтобы все стало как раньше… Можно пожалеть. Кроме того, ненависть – отличное средство для манипуляции тем, кто ненавидит.

– Мне – их – жалеть?

– Главное, понимать. А там как карта ляжет. Не путаются под ногами – можно и пожалеть. Тем более раз они нас не заметили, то и выдать не могут. А со своей ненавистью… твои выстрелы патруль бы услышал.

Подросток облегченно вздыхает. Этот довод ему понятен. Больше пока не нужно, больше ему не вынести. Кроме Нари, у Вали совсем недавно была еще и мама. Через нее пытались достать меня. Не достали.

На рассвете мы выясняем, что четыре квартала оцеплены. Будь они неладны, эти штатские! До парка, в котором стоит на бетонном пьедестале Камень, – от силы час ходу. Но максимум в полдень надо быть там.

К восьми утра мы с Вали ощупали периметр по всей линии. Он смотрит на меня спокойными доверяющими глазами. Я – проверенный боем командир, хоть и женщина. Он меня признал.

– Может, лучше я Фенрира понесу? – предлагает он. – Ты же лучше меня стреляешь?

– Рискованно. Я привыкла вес распределять. К тому же будет ли он у тебя спокойно сидеть?

Женщина с ребенком и подросток.

Против нас три группы взрослых мужчин, одна прямо перед нами, две по сторонам – но подтянутся при первом же шуме.

Вали проверяет автомат. Я все-таки приматываю Фенрира к себе, проложив между обмоткой и ребенком наш единственный бронежилет. Малыш спрятан в пуленепробиваемой ракушке, одни ноги свисают.

Вали бесшумно отходит налево, за угол.

Поехали.

Группа передо мной вскакивает и в полном составе мчится в сторону улицы. Расчет верен – в руинах города патрулируют одни ополченцы. Идиоты не лучше штатских. Я кручу рычаг, натягиваются наспех протянутые проволоки. В доме одна за другой вылетают рамы окон, патруль палит по верхним этажам. С висящего на соплях балкона падают, как последние дождинки, все три наши гранаты.

Вали выныривает из щели между блоками. Я мчусь за ним следом. Время десять двадцать. Бежать придется, пока будут нести ноги.

Правой, свободной рукой я поливаю из автомата бегущих наперерез мужчин. Еще три шага… Все, мы в проулке. Который, правда, неизвестно куда идет, мы снова с хвостом, но если у них нет поблизости вертолетов, то это неважно. По лицу течет кровь. Задели-таки.

Вали машет рукой и сворачивает вправо, я бросаюсь следом, смахивая кровь, натекающую с брови на правый глаз.

Мы бежим параллельно парку, лучше заранее не показывать, что именно является нашей целью. Там, прямо – музей, набитый всякой магической дребеденью. Но меня интересует не сила. На Камне Тинга женщина может потребовать безопасности для себя и своих детей, и асы клялись следить, чтобы это право не было нарушено.

Пора сворачивать. Я хлопаю Вали по плечу, он лихо тормозит, и вдруг выражение его лица становится другим.

Посреди площадки на уровне второго этажа, заваленной тем, что совсем недавно было торговым центром, стоит и смотрит на нас вооруженный мужчина. Пространство, которое надо преодолеть до бурелома, – бывшего парка, простреливается. Чтобы видеть проулок, откуда мы пришли, мужчине надо сделать всего пару шагов вверх.

Мужчина демонстративно опускает оружие дулом вниз.

Я бью ладонью по дулу автомата Вали, очередь проходит по осколкам витрин и чудом уцелевшим манекенам.

– Ты что, не видишь – он не стреляет?

– Мало ли кто не стреляет.

– Он мог. Но не выстрелил.

Мужчина мягко спрыгивает на асфальт и приближается. Быстро, но без лишней торопливости. Он внимательно смотрит на кулек, из которого торчат ножки Фенрира в синих джинсовых ботиночках.

– Это и есть ребенок, который защитит Землю от взрыва Сверхновой?

– Ты ас, – говорю я и недоуменно смотрю в его лицо. Странно, но я действительно его не знаю.

– Я Бор, отец Всеотца, – говорит он, – у меня тут вертолет, давайте по-быстрому.

– Ты помогаешь мне? – удивляюсь я.

– Очень важно отличать вещи, которых можно избежать, от вещей, которых избежать нельзя. Все изменится и все погибнет – вовсе не одно и то же. Уж кому это понимать, как не женщине, родившей ребенка от горя. Вперед!

– Твои дети считают иначе.

– Ну, недаром я не захотел править сам, – ухмыляется он, – власть очень портит зрение. Во всех смыслах. Я когда еще говорил Одину… Пойдем, Локи.

Я киваю и иду вверх – по полуразрушенной лестнице торгового центра. Вали, помедлив, следует за мной.

Рагнарёк состоится.

4. Напряжение

Светловолосая девушка рывком садится на постели и тяжело дышит.

Комната вокруг нее заставлена мебелью. Вокруг кровати притиснуты один к другому шкафы, тумбочки, трюмо,