обморок. Хорошо. Легче работать, когда она в отключке. Ей удается оставаться в сознании, пока я обрабатываю рану стерильной марлей и закрываю медицинской лентой. Ее щеки мокры от слез и пота, но женщина не издает ни звука, когда я вынимаю ложку из ее зубов.

— А теперь ешь.

Я возвращаюсь на свое место за завтраком спиной к ней.

— Спасибо, — выдыхает она, вероятно, борясь с остаточной болью.

Я киваю и, засунув в рот теплую овсянку, напряженно выдыхаю.

Застрять со случайной женщиной в моем пространстве достаточно плохо.

Застрять с умирающей женщиной в моем пространстве было бы еще хуже.

ТРИ

ДЖОРДАН

Три вещи я узнала о человеке, который спас мне жизнь.

Во-первых, он сварливый засранец эпических масштабов.

Во-вторых, он страшно большой. Высокий, мускулистый и властный.

В-третьих, ему не нравится, что я здесь.

Я лежу перед огнем, подо мной и сверху на мне шкуры животных, я открыто смотрю на спину мужчины. Его плечи, обтянутые коричнево-черной фланелью, широки, как стол, за которым он сидит. Черная шапочка надвинута на уши, темные волосы вьются на шее. Когда он подошел ближе, я заметила, что его густая темная борода, обрамляющая пугающе холодные карие глаза, делает его больше похожим на животное, чем на человека.

Хотя он говорил, что не планирует убивать меня, я не уверена в этом. Кажется, мужчина теряет терпение всякий раз, когда я открываю рот. К тому же он не из мягких людей, учитывая то, как маневрировал мной, ухаживая за моей травмой, не обращая ни малейшего внимания на мои протесты. Я внимательно следила за вспышкой похоти в его взгляде, когда он оголил мою обнаженную грудь, но не увидела ничего, кроме сосредоточенности на уровне врача.

Мужчина, живущий в глуши, вдали от цивилизации, и даже не бросал взгляд на обнаженную грудь. Даже на секунду.

Так с чем же я здесь имею дело?

Он не тот сумасшедший убийца-псих, каким я его себе представляла.

Но добрый самаритянин? Святой? Нет, он далек от благочестия.

Недосыпание и травмы, облегчение боли после таблеток, которые он потребовал, чтобы я приняла, заставляют меня устать. Пушистое тепло разливается по моим венам, и я борюсь со сном, наблюдая, как мужчина моет нашу посуду после завтрака в старом металлическом тазу. Затем он перебирает аптечку первой помощи и…

Его голова резко поворачивается к окну, когда особенно сильный порыв ветра обрушивается на маленький дом. «Дом» слишком щедрое название. Больше похоже на темную, сырую охотничью лачугу. В бессонные утренние часы я провела осмотр помещения — одна комната, один стол, два стула и чердак примерно в шести футах от земли. Рядом со стеной с оружием находится кухня хижины — кастрюля, сковорода и несколько различных предметов утвари, аккуратно развешанных на стене. Вдоль пола стоят кувшины, которые, как я предполагаю, наполнены водой, а на другой стене сложены дрова для печи. Хижина устроена как в деревенском эпизоде «Уборки ​​с Мари Кондо». Рядом с моей головой стоит небольшая полка, на которой лежит около дюжины книг, колода карт и пыльный кубик Рубика.

Я бы убила, чтобы заполучить в свои руки книгу.

Но спрашивать может быть смертным приговором, поэтому вместо этого слепо смотрю на огонь.

Дверь открывается, и ледяной ветер хлещет меня за секунду до того, как я вижу, как большой парень исчезает и захлопывает ее за собой.

Выдыхаю напряжение, которое сдерживала, и позволяю своим глазам закрыться. Может быть, он пошел за помощью? Мои веки распахиваются. Что, если он уйдет и никогда не вернется?

Линкольн должен искать меня, верно? Может, он и изменщик, но должен быть совершенно бессердечным, чтобы оставить меня умирать в горах. Как только шторм пройдет, уверена, что дюжина вертолетов будет кружить вокруг этого района, разыскивая меня.

Ненавижу сомнения, которые переполняют мою грудь. Я не могу полагаться на то, что меня найдут. Мне нужно спасти себя.

Я буду есть, спать и с каждым днем становиться все сильнее, пока не смогу выбраться отсюда самостоятельно.

АЛЕКСАНДР

— Эм… эй?

Я просыпаюсь от мертвого сна, когда голос моей незваной гостьи просачивается с пола хижины.

— Ты там, наверху, не спишь?

Я моргаю в темноте, но в остальном остаюсь тихим и неподвижным и надеюсь, что она сдастся и снова заснет.

— Эй, Гризли Адамс2! У нас здесь будет серьезная ситуация, если ты не проснешься и не укажешь мне ближайший туалет.

— Черт возьми. — Я соскальзываю с кровати на лестницу, проклиная себя за то, что не подумал об этом раньше. Правило номер один по уходу за домашними животными: всегда выводите собаку на улицу перед сном.

— Слава богу, — говорит она, когда мои ноги в носках касаются пола.

Проспав большую часть дня — за исключением того момента, когда я разбудил ее, чтобы она поела и приняла еще две таблетки, — она, кажется, немного восстановила силы. Женщина прислонилась к стене и, схватившись рукой за бок, пытается встать.

— Подожди. — Я достаю из аптечки два эластичных бинта.

— Я не могу ждать. Очень хочется пописать. — Ноги дрожат, когда она пытается встать.

Я стою рядом, пока она не сдается и с ворчанием опускается обратно на пол. Не сводя глаз с ее ребер, я задираю ее рубашку, чтобы обнажить торс. В очередной раз мне напоминают, что она не носит бюстгальтер, и я задаюсь вопросом, насколько часто женщины ходят в походы без лифчика. Я туго обматываю бинты вокруг ее ушибленной грудной клетки, и женщина вскрикивает, когда я крепко затягиваю их.

Она шипит и кусает губы, и когда я заканчиваю, испускает дрожащий вздох.

— Так лучше. — Ее ноги сжаты вместе, и она неловко ерзает. — Гм… — Ее взгляд падает на мою грудь, и женщина быстро отводит глаза. — Туалет? Мне просто пойти и найти дерево или?..

Я вытаскиваю ее пальто и ботинки из-под спальной платформы, где повесил их сушиться, и кладу их перед ней. Поворачиваюсь к ней спиной, надеваю свое пальто и засовываю ноги в ботинки. Когда оборачиваюсь, женщина все еще сидит на заднице, пытаясь засунуть поврежденную руку в рукав.

— Беспомощная, — рычу я и грубо помогаю ей надеть пальто, затем застегиваю его до горла.

— Ой!

— У меня нет всей ночи.

— Больно… — Она втягивает воздух сквозь сжатые зубы, когда я поднимаю ее на ноги за воротник. — Прекрати трогать меня!

Женщина хлопает меня по рукам в безуспешной попытке освободиться. Я прислоняю ее спиной к стене и жду, пока успокоится, прежде чем отпустить, чтобы