— Видишь?! Видишь?! — восторженно завопила Вика. — Она попалась!

— Ну и что теперь делать будем? Крысу ловить голыми руками? — брезгливо поморщился Костя. — Она, между прочим, и кусануть может. Еще заболеешь, чего доброго!

— Не ври! Это же не змея какая-нибудь. У нее зубы не ядовитые.

— Сами-то они не ядовитые, — пояснил Костя, — но она ими грызет всякую дрянь с микробами. Ей-то ничего, а вот если человеку в кровь такая гадость попадет, то может быть заражение.

— А у меня перчатки! Не прокусит!

— Вязаные твои? Запросто прокусит!

— А я поверх своих вязаных твои кожаные надену! Уж двойные-то никак не прокусит.

Костя не хотел свои перчатки отдавать и сказал:

— Давай лучше кирпич возьмем и пришибем эту крысу прямо отсюда, сверху? А потом слезем и заберем крестик…

— Нет, это грех — тварь божью убивать! — вспомнила Вика.

— Ну ты даешь! — искренне удивился Костя. — Сороку убить грозилась, а такую погань, как крыса, жалко?!

— Про сороку я просто так, с досады сказала. А если б крыса крестик не утащила, его бы сорока неизвестно куда унесла.

— Ты еще скажи, что эту крысу сам бог послал, чтоб она тебе крестик вернула! — хихикнул Костя.

— А что? — с полным убеждением в своей правоте сказала Вика. — Так и есть. Сороку нечистый послал, а крысу — господь… Короче, давай свои перчатки и смотри, чтоб свечку не задуло, А я сейчас принесу лестницу, потом слезу вниз. После этого ты лестницу поднимешь, чтоб она мне не мешала, и я начну крысу ловить.

Вообще-то, Костя прекрасно понимал, что должен сказать: «Знаешь что, Вика, не женское это дело — крыс ловить!» А потом взять Викины вязаные перчатки, надеть поверх них свои кожаные, принести сюда лестницу и, спустившись вниз, отобрать у крысы цепочку с крестиком. Это был бы настоящий мужской поступок. Даже почти подвиг.

Костя по телевизору часто смотрел, как Геракл подвиги совершает — по СТС аж сразу два сериала одновременно шли, и про молодого Геракла, и про взрослого. Правда, в книжке «Мифы Древней Греции» говорилось, что Геракл всего двенадцать подвигов совершил, а в фильме их гораздо больше было, так что их небось уже сами киношники придумали. Но все равно интересно. Геракл — ого-го-го! — ни великанов не боялся, ни чудовищ всяких, ни даже колдунов и ведьм. Всех побеждал! Ясное дело, Косте тоже хотелось чего-нибудь такое совершить. Но случая как-то не выпадало.

Точнее, выпадало, но оказалось, что подвиги совершать не так-то просто. Например, подошли к нему как-то на школьном дворе трое незнакомых ребят возрастом постарше и денег потребовали. Костя, конечно, отдавать не хотел, но отдал, потому что эти трое его хорошо отдубасить могли. Если б он, конечно, был здоровенный, хотя бы как молодой Геракл, то мог бы за себя постоять, а если б отколотил этих троих, то получился бы подвиг. Однако Костя хорошо знал, что он покамест не Геракл. Поэтому только денег лишился, а синяков не приобрел.

Сейчас, конечно, все было гораздо безопаснее. Крыса — это ведь не Немейский лев и не Лернейская гидра. Двойные перчатки она и впрямь не прокусит. Да и невелика эта тварь — чуть-чуть побольше хомяка. Ухватить ее за шею, выдернуть цепочку с крестиком и зашвырнуть мерзкое животное куда подальше — вот и все дела. Но…

Ничего насчет такого, что «крысу ловить — не женское дело», Костя произносить не стал. Потому что вдруг отчетливо представил себе, что эта крыса может подпрыгнуть и прямо в лицо укусить. Но если она укусит, то и впрямь может быть заражение крови. А от заражения крови можно даже умереть. Нет, пусть уж Вика, если ей охота, сама лезет вниз и сражается с этой поганой зверюшкой!

Насчет того, что крыса может и Вику в лицо укусить, Костя подумал уже тогда, когда сестра принесла лестницу и опустила ее в колодец.

— Давай лучше кирпичами, а? — еще раз предложил он.

Но Вика исполнилась решимости совершить еще одну глупость, и убеждать ее было бесполезно.

— Свети давай! — буркнула она. — И смотри, чтоб свечу не задуло!

Костя присел на корточки около лестницы и смотрел, как Вика бесстрашно слезает вниз. Крыса сперва притихла, а потом угрожающе запищала. И вдруг как прыгнет!

— Ай-и-и! — испуганно завизжала Вика, а Костя отпрянул от лестницы.

Правда, крыса прыгнула не для того, чтоб укусить в лицо, тем более что Вика была к ней совсем другим местом повернута. Крыса уцепилась коготками за Викину куртку и — шкряб-шкряб-шкряб! — вскарабкалась девочке на плечо. Вика, скорее инстинктивно, чем нарочно, отпустила обе руки от лестницы и попыталась схватить крысу. Ей даже удалось это сделать, но крыса оказалась очень сильной и так трепыхнулась у Вики на плече, что та отшатнулась назад и соскользнула с лестницы вниз, на дно колодца. Тут она так завизжала, что у Кости аж уши заложило.

Костя подумал, будто ее и впрямь крыса укусила. А может, ногу сломала? Хотя если она и упала, то с самой нижней ступеньки, откуда меньше полуметра до дна оставалось… Тут надо очень постараться, чтоб ногу сломать!

Тем не менее Костя вновь нагнулся над колодцем со свечой в руке. Он успел увидеть только вязаную шапочку Вики, пытавшейся вновь уцепиться за лестницу. И еще он успел заметить, что верхний конец лестницы уже не торчит из колодца. Что за ерунда? Не могла же ее Вика так сильно наклонить в такой узкости? Но если это не так, то получается, что либо лестница укоротилась, либо колодец стал глубже! Такого и вовсе не может быть!

Но больше Костя ничего не сумел разглядеть, потому что внезапно налетевший порыв ветра мигом задул свечу. В одно мгновение все окутала тьма. Костя не успел опомниться, как ощутил, что его с двух сторон хватают какие-то огромные, невидимые лапы и тащат куда-то вниз, в колодец…

Наверно, Костя со страху потерял сознание, потому что никак не мог вспомнить, что происходило дальше. Очнулся он только тогда, когда, словно бы издалека, услышал голос Вики:

— Костя-а! Ты живой?

Только после этого он открыл глаза, похлопал ими немного от удивления и лишь затем окончательно очухался. Впрочем, он еще долго не верил тому, что видели его глаза.

Он стоял посреди просторного круглого помещения, похожего на цирк, только без кресел и входов. Манежа, обнесенного бархатными бортиками, тоже не было. Над головой нависал не очень высокий, совершенно гладкий купол, испускавший какое-то зловещее темно-багровое свечение. Внизу, там, где стоял Костя — рядом с ним и Вика находилась, — был точно такой же купол, только перевернутый и похожий на огромный таз, в котором мама белье замачивала. Но этот «купол-таз» был на целый метр заполнен странным зеленовато-белесым туманом, стелившимся ровной, слегка мерцающей пеленой, похожей на мыльную пену. Костя и Вика утопали в этом тумане почти по плечи. От него шел какой-то особенный, очень противный холод, но влажности не ощущалось. Стояла мертвая, гнетущая тишина, в которой слышалось только собственное дыхание.