— Король Йорг.

Он склонил голову. Дождь полил сильнее.

— Что же привело сюда епископа Годда дождливой ночью, когда он мог греться у свечей в соборе?

Больное место: собор был построен лишь наполовину. Я все еще дразнил старого Гомсти, словно он застрял в той клетке, в которой мы нашли его много лет назад на Дороге Нежити. Мой дядя переоценил себя, когда заказал проект собора — непродуманный план, родившийся в тот же год, когда моя мать вытолкнула меня на свет. Возможно, очередное неудачное решение. В любом случае, деньги кончились. Соборы обходятся недешево, даже в Годде.

— Мне было нужно поговорить с тобой, мой король. Лучше здесь, чем в городе.

Гомст стоял под дождем, вода капала с его посоха и стекала по пышному облачению.

— Принесите ему кресло, — крикнул я. — Нельзя допустить, чтобы божий человек стоял в грязи. — И уже тише: — Говорите, отец Гомст.

Гомст не спеша уселся, поправил рясу, подол которой был весь в грязи. Я ожидал, что он придет с одним-двумя священниками, хотя бы с мальчиком-служкой, который понесет шлейф, но епископ сидел передо мной один, темный от дождя, и казался старше своих лет.

— Было время, когда моря поднялись, король Йорг.

Он сжал посох так крепко, что побелели костяшки, и уставился на другую руку, лежащую у него на коленях. Гомст никогда не рассказывал истории. Он бичевал или льстил, в зависимости от того, во что одета публика.

— Моря поднимаются каждый день, отец Гомст, — сказал я. — Луна притягивает глубокие воды, как она притягивает женскую кровь.

Я знал, что он говорил о Потопе, но не мог не помучить его.

— В незапамятные времена моря лежали ниже, и Затонувшие Острова были великой землей Бреттанией, а Земли Нигде-и-Никогда кормили Империю, прежде чем Тихое море украло их. Но воды поднялись, и тысяча городов потонула.

— И вы думаете, что океаны готовы к очередному рывку? — усмехнулся я и поднял руку, ловя капли дождя. — Будет лить сорок дней и сорок ночей?

— Вам было видение?

Вопрос вырвался из обожженных легких Красного Кента. Он подошел и присел у кресла Гомста. Выжив в огненном аду Логова, сэр Кент ударился в религию.

— Похоже, я правильно сделал, что разместил свой двор в горах, — произнес я. — Возможно, Высокогорье станет богатейшим островным королевством нового мира.

Сэр Риккард рассмеялся. Редкая из моих шуток не встречает в нем понимания. Макин криво усмехнулся. Это меня больше убедило.

— Я говорю о другом подъеме — о темном приливе, — сказал Гомст. Похоже, он вознамерился поиграть в пророка. — Отовсюду приходят вести: изо всех монастырей, из Арроу, Белпана, Нормардии, с холодного севера и из Королевств Порты. Самые благочестивые монахини видят сны об этом. Отшельники покидают свои пещеры, чтобы рассказать о том, что принесла им ночь, иконы кровоточат, свидетельствуя истину. Мертвый Король готовится. Черные корабли ждут на якоре. Могилы пустеют.

— Мы уже сражались с мертвыми и одержали победу.

От дождя стало холодно.

— Мертвый Король одолел последних лордов Бреттании и теперь правит всеми Островами. Его флот ждет отплытия. Святые видят приближение черного прилива.

Гомст поднял глаза и встретился со мной взглядом.

— Ты видел это, Гомст? — спросил я.

— Я не святой.

Это, по крайней мере, убедило меня, что он верит и боится. Я знал Гомста головорезом, развратником с козлиной бородой, любителем комфорта и пышных, но пустых речей. Его честность была красноречивее честности любого другого человека.

— Вы поедете на Конгрессию со мной. Сообщите все это Сотне.

Его глаза расширились, капли дождя задрожали на губах.

— Я… мне там нет места.

— Вы поедете как один из моих советников. Сэр Риккард уступит вам свое место.

Я встал и стряхнул воду с волос.

— Чертов дождь. Харран! Покажи мне мою палатку. Сэр Кент, Риккард, проводите епископа обратно в церковь. Не хватало еще, чтобы по пути его потревожил гуль или призрак.

Капитан Харран ждал у соседнего костра и теперь провел меня к павильону, большему, чем палатки Гвардии, устланному внутри шкурами, с черными и золотыми подушками. Макин вошел следом за мной, кашляя и отряхиваясь от дождя, — мой телохранитель, хотя для него как для барона Кенника поставили отдельную палатку. Я сбросил насквозь мокрый плащ, и тот с хлюпаньем упал.

— Гомст пожелал нам сладких снов, — сказал я, оглядываясь.

Слева от меня стоял сундук с провизией, по другую сторону — комод. Серебряные лампы с бездымным маслом освещали кровать из резного дерева с четырьмя столбиками — сборную, в походе ее несли по частям двенадцать гвардейцев.

— Я не верю снам. — Макин снял плащ и отряхнулся, как собака. — И епископу.

На тонкой работы прикроватном столике стояли шахматы с доской из черного и белого мрамора и серебряными фигурами, украшенными рубинами и изумрудами.

— У Гвардии палатки шикарнее, чем мои покои в Логове, — сказал я.

Макин склонил голову.

— Я не верю снам, — повторил он.

— Женщины Годда не носят синего.

Я начал отстегивать нагрудник кирасы. Это мог сделать и паж, но слуги — болезнь, влекущая за собой беспомощность.

— Ты стал следить за модой?

Макин, все еще мокрый до нитки, снимал с себя доспехи.

— Цены на олово выросли в четыре раза с тех пор, когда я занял трон своего дяди.

Макин ухмыльнулся.

— Я пропустил прибытие гостя? Ты говоришь с кем-то еще, не со мной.

— Этот твой человек, Оссер Ганг, — он бы меня понял.

Я оставил броню лежать там, где она упала. Взгляд мой вернулся к шахматной доске. Такую приносили, когда я в прошлый раз ездил на Конгрессию. Каждый вечер. Будто нельзя претендовать на трон, не будучи искусным игроком.

— Ты привел меня к воде, но не даешь пить. Скажи напрямую, Йорг. Я простой человек.

— Торговля, лорд Макин. — Я на пробу двинул пешку. Пешку с рубиновыми глазами, служанку черной королевы. — Мы не торгуем с Островами, не покупаем ни олово, ни вайду, ни бреттанские сети, ни их знаменитые хитрые топоры, ни крепких низкорослых овечек. У нас нет торговли, черные корабли уходят из Конахта в Тихое море, но никогда не возвращаются в порт.

— Были войны. Лорды Бреттании вечно враждуют. — Макин пожал плечами.

— Челла говорила о Мертвом Короле. Я не верю снам, но доверяю слову врага, который думает, что я полностью в его власти. Болотные мертвяки не давали покоя армиям моего отца на границах. Мы с отцом охотно вернули бы те годы ожидания, если бы он не был вынужден так держаться за то, что у него есть.