— Я не понимаю, о чем ты вообще говоришь! — воскликнула Анника, округлив заблестевшие глаза.

— Вот видишь, для тебя это ровным счетом ничего не значит! Чего бы я ни достигла, это всегда было плохо.

Анника заплакала, по щекам неудержимо текли слезы. Она всегда была плаксой.

— Я понимаю, что тебе все это покажется сущим пустяком, но я, наконец, поймала шанс, из которого что-то может выйти. Ты мне завидуешь? Да?

Анника потупила глаза и сгорбилась.

— Я не буду тебя больше беспокоить, — сказала она.

Она взяла детей за руки и стала спускаться по лестнице.

— Вот и хорошо, — язвительно заметила Анна. — Спасибо!

Она вернулась в прихожую, но злость так сильно распирала ее, что она, не удержавшись, снова выглянула на площадку.

— Закажи место в отеле! — крикнула она в спину Аннике. — Ты же, в конце концов, богата как Крез!

Обернувшись, она увидела, что Робин все это время стоял за ее спиной. Он был уже в джинсах, рубашке и завязывал шнурки на одном кроссовке.

— Куда ты собрался? — спросила она, пытаясь стряхнуть гнев и улыбнуться.

— Пойду домой, — ответил он. — Мне сегодня рано на работу.

Анна подавила желание туже стянуть на себе простыню. Вместо этого она попыталась расслабиться, сбросила простыню на пол и простерла руки, чтобы обнять Робина.

Он смутился и, наклонив голову, принялся искать второй кроссовок.

— Но, — оцепенев, произнесла Анна, — ты же говорил, что безработный.

Он пристально посмотрел на ее груди.

— Мне надо быть на репетиции оркестра, — сказал он, и ложь была настолько неуклюжей, что он даже не пытался уверить в ней Анну.

Анна подобрала с пола простыню и снова завернулась в нее.

— Ты мне нравишься, — сказала она.

Он помедлил и сказал, явно испытывая неловкость:

— Ты тоже мне нравишься.

«Только не говори: нет, это ты мне нравишься, а не я тебе».

— Ты мне позвонишь? — спросила она.

Он тяжело сглотнул слюну, потупил глаза, потом легонько поцеловал ее в ухо.

— Непременно, — сказал он и вышел, захлопнув за собой дверь.

Врач в развевающемся белом халате стремительно вошел в кабинет приемного отделения. Нина удивилась его молодости. Он был, видимо, моложе ее. Доктор коротко взглянул на Нину, а потом подошел к каталке, на которой лежала Юлия.

— Мы знаем, что случилось? — спросил он, направив луч маленького фонарика в один глаз Юлии.

Дверь кабинета бесшумно закрылась.

— Она была найдена в своей квартире, — пояснила Нина. — Там было совершено убийство. Ее муж обнаружен застреленным в постели.

— Вы смогли с ней пообщаться? — спросил врач, посветив фонариком в другой глаз.

Нина с трудом подавила желание расстегнуть тяжелый бронежилет.

— Нет. Сначала я подумала, что она мертва.

— Зрачки реагируют на свет нормально, — сказал врач, выключая фонарик. — Мы знаем, как зовут больную?

Он взял в руку компьютерный планшет.

— Юлия, — ответила Нина. — Юлия Мария Линдхольм, тридцати одного года. Урожденная Хансен.

Молодой человек посмотрел на Нину, записал имя и положил планшет на стол. Врач повесил на шею фонендоскоп и обернул плечо Юлии манжеткой тонометра. Нина терпеливо ждала, когда он измерит давление крови.

— Немного повышено, но стабильно, — сказал он.

Он взял в руку ножницы и разрезал на Юлии футболку.

— Где были следы крови, когда вы обнаружили больную?

— Я ничего не заметила, кроме брызг крови на лице, — ответила Нина. — Думаю, что физических травм у нее нет.

— Ни входных, ни выходных отверстий, ни ран, ни порезов?

Нина покачала головой.

— Ее могли ударить тупым предметом, который не оставил на теле видимых следов, — сказал врач, ощупывая живот и грудную клетку Юлии.

На осмотр Юлия не реагировала.

Врач ощупал ее шею.

— Никакой ригидности, зрачки обычного размера, реакция на свет сохранена, сотрясения или ушиба мозга нет, — констатировал врач.

Он приподнял ей ноги и пробормотал:

— Переломов бедер тоже нет.

Потом врач ударил Юлию по руке.

— Юлия, — сказал он, — мне надо проверить уровень твоего сознания. Я хочу посмотреть, реагируешь ли ты на боль. Это не опасно.

Он склонился над больной и надавил ей на грудину. Лицо Юлии исказилось, и она вскрикнула.

— Так, так, — сказал врач и что-то записал в планшете. — Отлично, теперь мы снимем ЭКГ, и я оставлю вас в покое…

Он закрепил электроды на груди Юлии и накрыл ее теплым одеялом.

— Не хочешь с ней посидеть? — спросил врач Нину.

Она кивнула.

— Подержи ее за руку, погладь и поговори с ней.

Нина села на край каталки и взяла в руку влажную и холодную руку подруги.

— Что с ней? — спросила Нина.

«Только не дай ей умереть! Скажи мне, что она не умрет!»

— Она находится в состоянии психологического шока. Иногда у таких больных развивается немота и нечто похожее на паралич. Они перестают есть и пить. Им можно смотреть в глаза, но они никого не замечают. Короче, свет горит, но дома никого нет.

Он посмотрел на Нину, но потом быстро отвел взгляд.

— Это не опасно, — сказал он. — Это пройдет.

«Пройдет? Она снова станет нормальной?»

Нина вгляделась в белое как мел лицо подруги. Кровь на лице высохла и потемнела. Фрагменты их последнего разговора, словно клипы, мелькали в голове Нины.

«Я так больше не могу, Нина. С этим надо что-то делать».

«Просто скажи мне, что произошло?»

Юлия была в полном отчаянии, щеки покрылись красными пятнами. Эти пятна до сих пор проступали из-под засохшей крови. Когда это было? Три недели назад?

Четыре?

— Юлия, — сказала она, — это я, Нина. Ты в больнице. Все будет хорошо.

«Ты сама в это веришь?»

Нина посмотрела на врача, который, сидя в ногах больной, что-то писал в истории болезни.

— Что вы будете делать дальше? — спросила она.

— Я отправлю больную на КТ, — ответил врач, — просто для того, чтобы исключить какое-либо механическое повреждение мозга. Потом мы введем ей успокаивающее средство и отправим в психиатрическое отделение. Если повезет, она отреагирует на психотерапию.