«Что случилось? – мелькнула отстраненная мысль. Девушка открыла глаза и обвела вокруг рассеянным взглядом, не в силах сосредоточиться на происходящем. – Я заболела? Мне плохо? Почему я лежу?»

Взгляд уперся в потолок, украшенный черно-белой арабеской. Незнакомый потолок незнакомого помещения. Лирин судорожно выдохнула и приподнялась, с трудом сдерживая рвущийся из горла испуганный вскрик. По спине, приподнимая мелкие волоски, пополз холодок.

Привычная обстановка каким-то непостижимым образом изменилась до неузнаваемости. Куда делись комната в таверне и лэр, купивший ее на эту ночь? Да и ночь ли сейчас?

Сердце девушки сжалось в неосознанном страхе.

Она обнаружила, что сидит на топчане, прислонившись к стене, в окружении незнакомых мужчин. Рядом стоял грязный стол с обрывками заскорузлых от крови тряпок. Вот и вся меблировка.

Один из незнакомцев – седой старик в короткой тунике, не скрывающей его длинного и худого тела – держал над ее лицом жженые перья. Второй – низенький и толстый, в странном цветном халате, перетянутом на животе широким кушаком – вцепился в свои короткие волосы с таким видом, будто хотел их вырвать с корнем, и полузадушено стонал:

– Госпожа Эсмиль! Госпожа Эсмиль!

Еще двое – накачанные, в одних набедренных повязках, с блестящей, будто смазанной маслом, темной кожей – охаживали плетками скорчившегося на полу окровавленного мужчину. Несчастный свернулся в клубок, подтянув колени к самому подбородку. Он плотно обхватил их руками и спрятал лицо, подставляя многострадальную спину под удары плетей, которыми его методично обрабатывали палачи.

Лирин показалось, что она сходит с ума.

Наверное, вино нхира Марха оказалось крепленым, и все, что она сейчас видит, всего лишь последствия хмеля? Да, наверное, так и есть…

Девушка зажмурилась и потрясла головой, пытаясь отогнать назойливый гул в ушах. По плечам рассыпались блестящие, словно шелк, пряди черных волос. Лирин уставилась на них с легким недоумением, взяла одну прядь двумя пальчиками и застыла.

Рука была не ее.

Задержав дыхание, она поднесла к лицу обе ладони. И забыла, что надо дышать.

Никогда, еще никогда в жизни у нее не было такой холеной и гладкой кожи, таких узких, изящных ладоней. Таких длинных пальцев и блестящих ногтей, которые переливались в свете факелов, словно усыпанные серебряной пылью.

На тонких запястьях сверкали золотые браслеты, издавая мелодичный звон при каждом движении.

Лирин почувствовала, как вновь уплывает в туман. И взмахнула рукой, надеясь найти опору, которая не даст ей упасть. Неловким движением она толкнула старика, и тот, вскрикнув от неожиданности, выронил перья.

Толстяк, не веря своим глазам, медленно опустил руки и кинулся перед девушкой на колени.

– Ясновельможная госпожа! – этот странный человечек едва не плакал. – Я так виноват, что оставил вас одну! Я приму любое наказание, – и он опустил голову еще ниже, почти уткнувшись лбом в грязный пол.

Лирин дернулась, почувствовав его губы на своей ноге. На узкой изящной стопе, обутой в расшитую золотом туфлю из белого атласа.

Вторую ножку украшала точно такая же туфелька. А еще золотая цепочка, обвивавшая стройные икры девушки до самых коленей.

Эти холеные ножки могли принадлежать кому угодно, только не рабыне из опустевшего предместья Керанны.

О, Пресветлая Арнеш! Что здесь происходит?!

– Кто вы такой? – прохрипела девушка, чувствуя, как слова с трудом продираются сквозь пересохшее горло.

– Госпожа, я младший управитель аукционного дома Нальсарин. Полчаса назад вы купили вот этого недостойного раба, – он ткнул пальцем в окровавленного мужчину, скорчившегося на полу. – Пусть Бенгет вырвет его грязное сердце! Я пытался вас предупредить, госпожа… но вы потребовали оставить вас вдвоём с невольником. Мы прибежали, услышав крик, и нашли вас на полу, а эта с-с-собака, – управитель вскочил на ноги и острым носком туфли пнул несчастного под ребра, а затем вновь пал ниц перед девушкой, – эта тварь пытался задушить вас своими кандалами! Только прикажите, мы подвесим его на позорном столбе и живьем сдерем с него шкуру! А голову насадим на копье и выставим на всеобщее обозрение!

Вцепившись пальцами в шершавый край топчана, Лирин уставилась на говорившего и несколько раз моргнула, пытаясь сообразить, к кому тот обращается.

Неужели мир перевернулся с ног на голову за то время, что она провела без сознания? Как так получилось, что она, рабыня, купила себе раба и не помнит об этом? И чьим именем ее называет этот странный толстяк?

Между тем мужчина на полу издал полузадушенный хрип, когда плеть обожгла и без того располосованный бок, окончательно разрывая кожу.

– Хватит! – Лирин вскочила, точно подброшенная тугой пружиной. Из глаз брызнули слезы. И тут же слабость, подкосившая ноги, заставила упасть обратно на топчан. – Прекратите издеваться над ним! Он же и так еле дышит!

Палачи тут же остановились, опустились на колени и приложились лбом об пол. То же самое повторили старик и управитель.

– О, ясновельможная госпожа, – пропыхтел последний, не поднимая глаз, – позвольте мне загладить свою вину! Этот человек очень опасен. Он не поддается «привязке». Будет лучше, если вы его принесете в жертву, как и планировала госпожа Ульнара.

– Кто?

– Его предыдущая хозяйка.

Лирин сглотнула.

– Где я? – у нее задрожали губы. Она нервным движением стиснула край своего одеяния и с изумлением поняла, что это чистейший шелк – безумно редкий и безумно дорогой, который ей довелось видеть только однажды. – Почему я не помню, как попала сюда?

Нет, это либо чей-то злобный розыгрыш, либо она умерла и попала в рай, где бывшие рабы стают господами.

– Этот ничтожный раб напал на вас, ясновельможная госпожа, и вы ударились головой, – пояснил тощий старик, не поднимая на нее глаз, – поэтому у вас смятение в мыслях. Несколько дней покоя – и память восстановится.

Лирин судорожно втянула в себя воздух. Нужно было что-то сказать, что-то ответить, но сердце в груди колотилось так быстро, что слова застряли в горле вместе с дыханием.

И в этот момент дверь комнатушки распахнулась, словно откинутая порывом ветра.

– Эсмиль!!!

Визгливый голос с истеричными нотками заставил девушку вздрогнуть и обернуться.

На пороге стояла девочка лет тринадцати в нежно-розовой шелковой тунике, собранной на плечах золотыми фибулами в симметричные складки. Длинные волосы незнакомки, черные, как ночь, были заплетены в несколько десятков тонких косичек, и на каждой из них крепился золотой зажим с россыпью драгоценных камней. Девочку можно было бы назвать даже хорошенькой, если бы не выражение презрительного превосходства, прочно поселившееся на ее маленьком личике. Она поджала пухлые губы, превращая их в узкую полоску, и сдвинула брови. В карих глазах сверкнуло раздражение и недовольство.