Значит, когда Огневы уехали, и квартира опустела, отошедшим от тролльского морока соседом был предпринят еще один – отчаянный, но вновь неудачный – марш-бросок.

– Он потом до-олго вокруг двери ходил, но зайти побоялся. Все каким-то своим знакомым угрожал позвонить, – с удовольствием продолжал рассказывать Диня. – Полиция приезжала, я отбился, хе-хе… Правда, он провода обрезал, зараза, чтобы в квартире света не было.

– Странно, – Влада посмотрела на тускло-голубую лампочку под потолком кухни. – Если в квартире нет электричества, откуда тогда горит свет?

– Альтернативный источник энергии, – гордо заявил Диня, кивнув на лампочку. – Лет на тыщ-щу хватит. Или на две. Спасибо шаровой молнии, и кстати, твоей. Сама прилетела и теперь в электросчетчике сидит.

– Мой Жужик здесь? Как, и он тоже? Да вы что, сговорились все, сколько вас тут живет?!

– Мы не живем, а просто тусуемся, когда влом на районе торчать, – честно признался Диня. – Ща расскажу, как мы с пацанами позапрошлой ночью бузили на Невском…

– Диня, как позвонить в Темный Универ? – громко отчеканила Влада, сунув домовому под нос выключенную мобилку.

– Ща… Короче, мы подняли бузу, типа непруха с… – Домовой, не переставая трещать, набрал на мобильном номер тринадцать и долго держал единицу и тройку двумя пальцами. Пока экран не вспыхнул яркой заставкой.

«Носферлинк» – отобразилось на экране. «Сотовый оператор нечисти приветствует вас!» Почти сразу телефон будто взорвался от смс-ок, которые посыпались одна за другой. Хотя это была одна и та же, которая пришла сразу десять раз.

«Уважаемый студент Темного Универа Огнева В.! При вашем прохождении портала зловоротня на входе в Университет по адресу: Москва, Сухаревская пл., произошла непредвиденная ситуация. Как и положено, портал доставил вас домой по месту указанной вами в документах прописки, и к вам в течение получаса подъедет агент из Темного Департамента. Он поможет вам решить сложившуюся проблему. С уважением, деканат Университета».

Влада выдохнула с облегчением, будто с души свалился огромный тяжеленный камень.

Ее исчезновение заметили, это уже хорошо. Интересно, что за агент из Департамента приедет? Наверняка какой-нибудь напыщенный упырь, который будет отчитывать ее, если выяснится, что она сама что-то нарушила.

Эти полчаса очень хотелось провести без болтовни Дини Ливченко, и Влада смылась в свою комнату, прикрыв дверь.

Почти сразу же она издала яростный вопль, полный ужаса. Ее вещи из шкафа были вывалены на пол, книги с книжной полки скинуты на стол, на обоях – накарябаны каракули, кровать усыпана обгрызенными чипсами, а на полу валяется распахнутый ее «тайный» девчоночий дневник. Тот самый дневник, куда она продолжала писать даже тогда, когда ее сверстники уже почти разучились писать авторучкой, дружно заведя блоги в Интернете.

Там были нарисованы папа с мамой, какими она их представляла, хотя ни разу в жизни не видела. Цветными карандашами, идущие рука за руку, а вокруг – зеленые деревья и солнышко с глупой рожицей.

Она принялась пролистывать помятые страницы.

Вот наклейки с принцессами, обведенные авторучкой; издевательские шаржи на Анжелу Цареву, нарисованную с клешнями вместо рук, и на ее крикливую мамашу Лику Глебовну – с рогами и хвостом.

А вот самых последних страниц дневника не было. На этих страницах была сумбурная и безумная запись про Гильса Муранова, родившаяся в прошлом августе, единым порывом. В те дни она исписала несколько страниц, чтобы излить душу хоть кому-то, хоть разлинованной полосками бумаге. А написав, на обороте страницы нарисовала портрет Гильса шариковой авторучкой. У нее почти получилось передать его черты, хотя некоторые неправильные штрихи пришлось подправлять резинкой. Под портретом она написала «Гильс + Влада = …», чувствуя себя идиоткой-первоклассницей.

А ведь могла бы влюбиться в Егора Бертилова…

Этот кошмарный, на первый взгляд, раздолбай и хулиган смотрел на нее с такой отчаянной нежностью в глазах, что слов было просто не нужно. После долгих зимних каникул она и сама начала испытывать что-то вроде тоски по Егору. Некому было ее веселить, не с кем дурачиться… И еще некому было смотреть на нее так, как смотрел только Егор. А уж чего стоили его неповторимые смс-ки! Бертилов присылал ей сообщения на мобильный, и они приходили ровно в два часа дня, когда тролль просыпался в Пестроглазово, обозревал начатый и брошенный в квартире ремонт, говорил своей матери: «Я поехал в Огоньково к своей подружке Владке», – и та начинала орать. Орала троллиха Эмма Бертилова так, что соседям на голову сыпалась штукатурка, а трава вокруг дома ложилась в форме огромной бабочки, как после Тунгусского взрыва. В результате парень оставался дома, красил потолки, клеил обои, а Влада получала очередную трагическую смс-ку: «владка мать дастает ремунт капец мне трулю скучаю егр». Были и другие: «скучаю патибе твайегр», «приизжай камнесама», которые приходилось долго переводить на нормальный язык. Все-таки мобильные телефоны и ноутбуки давались нечисти нелегко. Кнопка «ноль» и буква «о», как любой круг, под пальцами вампира или тролля попросту не работали. Поэтому нечисть, набирая тексты, заменяла «о» на «а» или «ю» – либо пропускала вообще. А Бертилов вообще не сильно стремился к вершинам орфографии, считая, что троллю это необязательно в принципе.

В дневнике она написала и о нем. Влада смутно помнила, что там было что-то о дружбе, которая похожа на любовь. Кажется, именно так. Все, что в ее душе касалось Егора, было безмятежным, без бурь и ураганов. Как спокойный зеленый лес на рассвете. Светящийся такой же зеленью, как и глаза тролля-раздолбая.

– Я любила бы тебя, если бы не Гильс. Я знаю тебя из своих снов, но ты появился вторым… – пробормотала она, представив, как чужие любопытные глаза читают эти сокровенные строки.

И вот теперь именно те страницы, на которых она написала о своих чувствах к обоим мальчишкам, были выдраны из дневника чьей-то грубой рукой так, что остались зазубрины на полях.

– Ливченко, – нехорошим голосом позвала Влада. – А иди-ка сюда.

– Ась? – настороженно отозвался Диня, просунув рожицу в комнату. – Чо чилось, ась?

Влада молча ткнула ему в нос истерзанный дневник, и домовой озадаченно шмыгнул носом, почесывая колтуны на затылке.

– Эт не я, – тут же попробовал он увильнуть от ответственности. – Эт кто-то из нашей компахи, когда тут кантовались до заката. Это все главный наш, Мамай… Такой крутой чувак, просто улет. Он говорил: «Тырьте то, что важно для чела в метафизическом плане…»

– Что-о?! – Услыхав от Дини это слово, Влада показала ему кулак. – Ты всех слов из лексикона своей компашки нахватался, ни одного не забыл? Метафизическом, значит? Поэтому в мои личные вещи совали свои носы все беспризорные домовые в этом городе?!

– Слушай, ну это же не я! – возмутился домовой. – Говорю же, когда они сюда приперлись, я их сам долго выставить не мог. У тебя же ничего из ценных вещей не пропало? Они ценности не крадут, а только метафизические…