Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А почему нельзя сразу все объяснить?
— Потому что это невозможно принять сразу. Необходимо время, чтобы подобное уложилось в голове.
Настя вышла из агентства со странным ощущением, что подписала договор, в котором ничего не поняла. Несмотря на массу сомнений, на нее навалилось вязкое необычное спокойствие. И еще, поверх всего, словно слой карамели, растекалось липкое чувство опасности. Оно появлялось на улице. Дома, с ребятами, на занятиях, в кафе или в агентстве ощущение уходило, но едва она выходила из помещения на улицу, чувство опасности, словно туман, обволакивало душу. Когда появилось это ощущение — она сказать не могла. Возможно, на нее повлияла попытка кражи кошелька. Из расслабленной туристки она тут же превратилась в озабоченную, напуганную реальностью девушку. Если быть честной, то новости, которые Мартин смотрел по утрам в гостиной, пока Юка и Настя шептались за чашкой чая, не внушали оптимизма. Люди теряли работу, отчаивались, преступность и количество несчастных случаев и различных происшествий росли. Иногда, насмотревшись на печальные кадры из очередной хроники, Настя думала о том, что ей чертовски повезло. Пусть за работу в кафе она получала немного, но ведь и приехала сюда без надежды найти работу, а на эту подработку могла позволить себе, накопив денег, съездить на два дня во Францию и посмотреть Лувр. А теперь, если работа в агентстве оправдает ее надежды, она может жить более или менее спокойно и не просить помощи у родителей.
Из дневника Насти
Похоже, в Барселону пришла зима. Все жалуются на внезапное похолодание, не характерное для этого месяца, и смотрят на меня осуждающе, будто это я им его привезла. В квартире ужасно холодно. В ванной, слава богу, есть обогреватель, который мы включаем утром и вечером. После ванны каждый бежит в свою комнату и забирается в постель, чтобы согреться. Кошмар какой-то… Неужели так всю зиму страдать? Тоскую по теплой квартире в Москве, а когда разговариваю с мамой по скайпу, она разгуливает по дому в майке, и мне делается еще холоднее и тоскливей. На курсах пошла сложная грамматика, очень тяжело, да еще заставляют каждую неделю писать сочинения. Дали книгу, велели прочитать за месяц, задают много упражнений. А тут еще Цезарь усилил график занятий. Голова пухнет от истории испанской скульптуры и художников итальянского Возрождения. Не понимаю, как это может помочь делу.
Я, кстати, еще не видела ни одного агента. Такое ощущение, что днем в агентстве только Лика и Цезарь, иногда из других кабинетов раздаются звуки или голоса, но никто не появляется. Цезарь говорит — скоро. Ладно, пока воспринимаю все как бесплатный курс по искусству. Лика очень милая, всегда норовит чем-нибудь меня угостить, и сама все время ест сладкое, сосет карамельки или жует сдобу. Но при этом тоненькая и хрупкая, как тростинка. А Цезарь непроницаемый, никак не могу понять, есть ли у него хоть какие-нибудь эмоции?
Скоро Рождество и Новый год. Мартин предложил устроить вечеринку у нас дома. Будет весело! Он классный парень, общительный, активный, постоянно нас с Юкой куда-то тащит, то на концерт джаза, то на экскурсию. Юка, кажется, немного в него влюблена. Да и мне он нравится. Есть еще один парень, Валерио, итальянец, который пришел к нам на курсы только сейчас. Вроде бы у него не было возможности учиться с самого начала. Он подсел ко мне сразу, как только вошел, потому что Захария, девушка, которая обычно сидела со мной, еще не пришла. Она была недовольна, когда увидела, что ее место занято. Но ничего не сказала. Валерио сразу стал знакомиться, расспрашивать, интересоваться, пригласил попить кофе после занятий и настаивал на этом слишком навязчиво. Но мне не хотелось пить кофе, тем более поздно вечером. Не могу пить кофе, сваренный не у нас в кафе. Совсем не тот вкус. Я понимаю, что кофе это предлог, но пока мне не хочется встречаться с Валерио. Сама не пойму почему. Он симпатичный, очень веселый и вежливый, но моя голова забита совсем другим. Может, на следующей неделе…
Сегодня, поднимаясь по лестнице в агентство, я заметила, что Медуза Горгона теперь приветливо улыбается. Хорошо, что они поменяли мозаику, а то та была очень страшной. Хотя зачем снова изображать именно это мифическое создание? Мои размышления закончились, когда Цезарь открыл дверь. Он был странно одет: в джинсах и теплом свитере, а на ногахмягкие тапочки с мордами разъяренных медведей. Я перевела взгляд с рассерженных медведей на серьезное лицо Цезаря. Потом обратно на медведей. Мне все больше и больше казалось, что, когда я попадаю в агентство, реальность уходит из-под ног. Рыбки над головой только подтверждали эту мысль.
— Проходи, Настя, вот твои тапочки. — Цезарь указал на такие же мягкие тапочки, только вместо медведей на них красовались улыбающиеся лягушата. Я решила ни о чем не спрашивать, переобулась и пошла за Цезарем по коридору. На этот раз мы подошли к последней двери, Цезарь открыл ее и пригласил меня внутрь.
Я шагнула в темноту, но тут же вспыхнул яркий свет, хлопнули хлопушки, и на меня посыпались яркие разноцветные конфетти.
Четверо ребят, среди которых я увидела Лику, заорали:
— Добро пожаловать!!!
Я засмеялась. Лика, всегда одевавшаяся по-деловому, сегодня была в джинсах, футболке и кардигане, а на ногах красовались тапочки со змейками.
— Итсаску, — представилась высокая брюнетка с ослепительно-белой кожей и слегка коснулась моих щек своими прохладными щеками. Ее прямые длинные волосы единой блестящей массой качнулись с одного плеча на другое. — Я занимаюсь информатикой и всем, что связано с компьютерами и Интернетом.
— Наш хакер! — подмигнула ей Лика.
Итсаску никак не отреагировала. На ногах у нее улыбались пушистые котята.
— Серж, — представился невысокий коренастый парень в очках и поцеловал меня в обе щеки. — Биолог и химик.
— Если что-нибудь взрывается — это его рук дело, — пояснила Лика. — Мне частенько приходится убирать результаты его опытов.
На ногах Сержа красовались черные бычки с кольцами в носах.
Последний парень был высоким и худощавым, он созерцал сцену знакомства немного отстраненно, но, когда его товарищи отошли, решительно шагнул вперед.
Смуглый, с огромными зелеными глазами и пухлыми губами, парень, казалось, был потомком африканских народов, но очень далеким, так что от предков остались только намеки, хотя и довольно явные, но преображенные генами белой расы, которой так и не удалось стереть с его лица налет восточной вдумчивости. Он смотрел на меня, а казалось, что он один во всем мире и смотрит в пустыню, спокойно воспринимая ее такой, какая она есть. Со всеми ее барханами, передвигающимися дюнами, непостоянством песка и капризами ветра. Но все-таки он смотрел на меня. Чернота глаз скрывала эмоции, и мне подумалось, что мои чувства для него открыты и он может дотронуться до струн души и настроить меня, как инструмент, на тот лад, который нужен ему. Тут я опустила взгляд, увидела на его ногах енотов и засмеялась. Но внезапно поняла, что мы довольно долго пребывали в тишине, словно все остальные, замерев, наблюдали за нами… Как с другого света… Или мне только показалось, а мы смотрели друг на друга всего секунду? И тут он выпустил мои руки из своих. А я со страхом поняла, что не помню, когда он взял меня за руки.