Спускаясь по лестнице клуба, я зацепилась за одного из неподвижно стоявших на ступеньке охранников, деловито выставившего вперед нижнюю конечность, и, споткнувшись, едва не полетела вниз, на тронутую вечерним мартовским морозцем землю.

Возможно, тут сыграло свою роль то обстоятельство, что я особо не стеснялась в употреблении спиртных напитков, причем неразумно смешала вино, шампанское и даже немного водки. Хотя я обычно предпочитаю водку не употреблять.

Правда, уже у самого асфальта мне удалось ухватиться рукой за изящный фигурный держак фонаря, но это только замедлило и смягчило падение, но вовсе не избавило меня от самого факта.

— Черрт!

Охранники Турунтаева повели себя так, словно никакой Жени Охотниковой нет и не было и что она не упала с лестницы благодаря одному из коллег, который расставил свои ноги где не надо. Зато сам Геннадий Иванович, несмотря на то что был определенно пьян куда существенней меня, услышал мой вскрик и, пренебрегая всеми правилами безопасности, оттолкнул своего телохранителя и бросился меня поднимать.

Пострадавший от кандидата в губернаторы верзила потер ушибленный бок и последовал за своим не в меру прытким боссом.

От момента моего падения до того, как Турунтаев очутился возле меня, прошло не более трех секунд.

— Благодарю вас, Геннадий Иванович, — пробормотала я. — Можете считать, что ваш рейтинг повысился еще на одну тысячную процента.

— Правда? — с не оставившей его и в этот момент самодовольностью спросил он, и его руки — вероятно, от переизбытка чувств в связи с неслыханным повышением рейтинга — дрогнули и выпустили меня.

Этого я не ожидала и вписалась носом прямехонько в мостовую. Мое счастье, что натренированные за многие годы рефлексы развернули мое тело, сжав его в комок напрягшихся мускулов (хотя это и не по женской части), и удар пришелся на бок.

Впрочем, и это было достаточно больно.

Я проскрежетала проклятие — лучше бы этот деятель вообще меня не трогал! — и, слыша за спиной сконфуженное бормотание Турунтаева, подняла голову.

И наткнулась взглядом на черную дверцу машины.

Но не это привлекло мое внимание, несмотря на то что дверца принадлежала «Линкольну», на котором привезли кандидата в губернаторы.

Под днищем машины четко вырисовывались контуры какого-то предмета.

Предмет лежал прямо на земле, за левым задним колесом, и был расположен так удачно, что обнаружить его можно было, лишь наклонившись к самой земле и заглянув за колесо.

Так, как это невольно вышло у меня.

Я медленно поднялась с земли и, угрюмо взглянув на виновато потупившегося Геннадия Ивановича, которого немедленно заключили в кольцо охранники, открыла было рот — и тут увидела, что один из охранников, буквально перешагнув через меня, собирается открывать перед Геннадием Ивановичем дверь лимузина.

«Это ваша машина, господин Турунтаев?» — хотела за секунду до того спросить я, но в данный момент этот вопрос был неуместен и попросту нелеп… а промедление подобно смерти.

Я бросилась на Турунтаева, как пантера бросается на свою жертву, и с силой оттолкнула его от «Линкольна» так, что он кубарем полетел на землю и растянулся во весь рост.

В тот же самый момент телохранитель потянул дверцу на себя…

Ослепительный клинок пламени с глухим ревом подбросил роскошный «Линкольн», ломая дверцы и стойки салона. Амбал разинул рот в беззвучном вопле ужаса, и тотчас же его отбросило на несколько метров и с силой ударило о тот самый фонарь, с помощью которого я пыталась удержаться при падении.

Пронзительный женский визг прорезал тишину ночной улицы, до того колеблемой лишь приглушенными разговорами у входа да звуками музыки из полуоткрытых дверей клуба.

Прозрачную серую дымку тут же разорвало порывами ветра, и стал ясно виден горящий «Линкольн». Весь салон его был чудовищно разворочен, на переднем сиденье, присыпанная осколками тонированных стекол, виднелась фигура водителя с начисто снесенной верхней третью черепа.

Я тоже не устояла на ногах и упала прямо на Геннадия Ивановича, который, кажется, даже не успел испугаться. По всей видимости, он больно стукнулся при падении, потому что на его лице было ошарашенное слепое выражение, словно его ударили обухом по голове.

А может, это было и не от боли.

— Что… это? — только и сумел выговорить он.

— Вашу машину взорвали, — быстро ответила я, поднимаясь с него. — Вот что, товарищ кандидат в губернаторы.

— Но… как же так? — пролепетал он и обвел взглядом застывшие от неожиданности и шокового испуга людей вокруг него.

Двери клуба распахнулись, словно в них ударили бревном, и выбежал Самсон Головин. Он был все с той же пневматической винтовкой, но на его широком красном лице вместо недавнего полнокровного удовлетворения жизнью прорезался откровенный ужас.

За ним бежало еще несколько человек, среди которых я успела увидеть ссутуленную фигуру и бледное лицо Алексея Павловича. Человека, который так незаметно испарился в процессе нашего последнего разговора с Геннадием Ивановичем.

Турунтаев поднялся и отряхнулся. Потом взглянул на меня, на останки догорающего лимузина, на трупы шофера и телохранителя, снова перевел взор мутнеющих светлых глаз на меня и, широко шагнув, ухватил меня за рукав и произнес совершенно осмысленно:

— Вы спасли мне жизнь, Евгения Максимовна.

* * *

Я вернулась домой поздно ночью. Тетушка Мила, которая, вопреки моим ожиданиям, не спала, вышла в прихожую в одной ночной рубашке и, увидев мое пепельно-бледное лицо с кровавыми разводами на лбу и щеке (оцарапала об асфальт), остолбенела и лишь через минуту выдавила из себя:

— Женя… что… кто это?

Я мазнула глазами по зеркалу в прихожей коротким критическим взглядом и быстро ответила:

— Это я.

— Что — я? — не поняла тетушка.

— Ну прямо как в анекдоте, где наркоман приходит домой, звонит в дверь, а его такая же обдолбанная матушка спрашивает: «Кто это?» Он отвечает: «Мама, это я». — «Не-е-ет… мама — это я!»

Тетушка всплеснула руками:

— Господи боже мой, ну когда же ты выйдешь замуж? Чем ты там, у Головина, занималась, что все лицо исцарапано?

И я почувствовала несказанное облегчение, когда четко, чеканя каждое слово, рубанула теплый и сонный воздух ночной квартиры фразой:

— Изучала предвыборную программу кандидата в губернаторы Геннадия Ивановича Турунтаева.

Я ожидала этого звонка. По тому, как развивались события, этот звонок не мог не прозвучать. И он прозвучал — прозвучал, когда я, позавтракав, сидела перед зеркалом и при помощи разных косметических средств устраняла последствия вчерашних злоключений.