Но главное – здесь ветер. У них такой ветреный балкон, возможно потому, что предпоследний этаж. И красивый вид на лесопарк.

Муж, один раз похвалив вид с балкона, с тех пор использовал его только для хранения вещей, которые «могут еще пригодиться».

А для нее это самое лучшее место в их квартире. Пока дети в школе, или гуляют, или с бабушкой, она может выйти, и смотреть вдаль, и думать ни о чем, мечтать о чем-то расплывчатом и несбыточном и радоваться, что у них такой балкон, на котором всегда ветер.

Ей приятно подставлять ветру лицо. А когда он стихает, ей нравится ловить каждое, пусть самое небольшое дуновение. Ей нравится курить…

– Курение – это зло и безответственность, – говорит он. – Ты, во-первых, наносишь вред себе, во-вторых, показываешь дурной пример детям… И наконец, курящая женщина похожа на пепельницу. И пахнет так же. Отвратительно.

– Я пепельница-клубничка, полная окурков, – отвечает она. Он морщится.

– Если бы ты не курила, ты могла бы почувствовать, как отвратительно пахнет курящий человек… А у курящих людей способность обонять атрофируется. Но главное для меня, что ты мать наших детей…

– А для меня главное, что ты отец наших детей.

Она уходит на балкон. Закуривает. Смотрит. Кругом. Чувствует небольшой ветерок.

Улыбается и думает: «Да, надо бросить. Прав отец моих детей».

А вдалеке лесопарк, а внизу машины разноцветные и люди как муравьи. А вверху небо.

На кухне слышно, как муж разогревает обед. Шкворчит сковородка.

– Мне надоело! – кричит она. – Надоело!

– Что? – Он отвечает с кухни и то ли спрашивает ее о проблеме, то ли просто не расслышал.

– Я хочу букет мертвых цветов, убитых недавно! Шампанского! Курить в ванной!

Он стоит в дверях балкона.

И смотрит на нее. Спокойный и безмятежный.

– Зачем? Шампанского можно, конечно… Ты что, плачешь? Почему?

– Потому что я мышка.

– Что?

– Ты оглох? Я – мышка.

– Больше на лисичку похожа.

– Нет, я мышка. Папа когда-то давно поймал мышку. Настоящую дикую мышку. Не лабораторную. Она была такая черная и маленькая. Он ее посадил в трехлитровую банку и подарил мне. Она поначалу совсем не могла жить в неволе. Металась по банке. Пыталась выпрыгнуть. А потом папа купил на птичьем рынке отличную клетку. Кажется, для хомяка. С колесом, домиком и опилками. Там был ящичек для корма и бутылочка-поилка. Но мышке не нравилось. Она пыталась грызть дно. Рыть ход в опилках. Металась по клетке… Понимаешь?

– Мыши плохо пахнут.

– Да, моя тоже плохо пахла. Вероятно, курила. Так вот. Через пару недель она привыкла. И стала как хомяк. Она стала скучным хомяком.

– Нельзя дикое животное держать в клетке. Тем более мышь.

– Я тоже так думаю.

– Мы всегда с тобой находим общий язык, – говорит он и улыбается.

– Да, – отвечает она. – Потому что я стала хомяком. Клетка захлопнулась.

– Не понимаю, к чему это.

– К мертвым цветам. К тому, чтобы надраться шампанским, прокурить все вокруг.

– Дети вернутся с бабушкой.

– А мы про это забудем! Слышишь, просто забудем! Ты даже не понимаешь, насколько будет лучше, если мы на пару часов забудем о том, что цветы дохнут, сигареты отравляют, а дети нуждаются!

– Не кричи. Дети вернулись. Я все понял. Тебе не хватает внимания. Это моя вина…

Ссора так и не перерастает в скандал.

Дети ждут ужина.

В дальней комнате бабушка громким театральным шепотом сообщает в трубку мобильного:

– Уверена, что у них проблемы именно с этим!

Через пару дней, вечером, когда она возвращается домой после целого дня хлопот, ее встречает идеальная семья. Дети с бабушкой, и муж сияет.

– Я понял, что мало обращал внимания. И вот решил приготовить тебе сюрприз. Да, дети?

Дети кивают. Теща улыбается.

– Сюрприз?

– Да! Мы эгоистично забывали о тебе. Да, дети? Так вот. Что тут говорить? Пойди взгляни. Проходи!

Она проходит. В комнату. И дальше на балкон.

Теперь отсюда вынесли весь мусор. Помыли. Почистили. Поставили кресло.

И застеклили.

– Вот тут включается вытяжка, – говорит он. – Можно комфортно курить. Если уж тебе это необходимо. Ты рада?

Она молчит. И не смотрит на него. Дети уходят в комнату.

– Я думал, тебе будет приятно.

– Спасибо, – отвечает она, – мне очень приятно. Я вижу, как вы все меня любите. Как ты заботишься…

Она обнимает и целует его в щеку.

– Спасибо. А теперь я обновлю мой стерильный балкон.

– Теперь это твоя лоджия, – говорит он и довольный уходит на кухню.

Она вынимает пачку сигарет. Закуривает. Садится в кресло. И через мгновение, спохватившись, включает вытяжку.

Здесь теперь так чисто. Так стерильно чисто.

– Клетка захлопнулась, – говорит она. И тушит едва начатую сигарету в чистую пепельницу. – Мышка стала хомяком.

Он все боится не успеть. Чуть опоздаешь, и пошло-поехало. Одно цепляется за другое, минута натыкается на другую, час прилипает к часу, и за днем обязательно приходит вечер.

Ночь.

Тьма.

Он боится не успеть попасть домой до темноты.

Ничего мистического, просто от постоянного глядения в монитор компьютера, в экран айпеда, смартфона или в белые листы тетради что-то случилось и к вечеру зрение его падает. Слепой котенок в очках, которые устарели. Сколько сейчас? Какой минус? Минус четыре или уже минус пять?

Объясняй теперь офтальмологу, что просто боялся не успеть и работал, работал, работал…

Все писал: в компьютер, в айпед, в тетрадь.

(Море их мать

и сестра их тетрадь

вот уж в течение многих столетий.)

Но все в прошлом. В хороших очках можно и во тьме.

Да и в этот раз он обязательно успеет до наступления ночи.

Летит его «Тойота», сумерки еще не наступили. И музыка хорошая.

(Море ты море, ты – родина волн.)

С ней просто не так страшно.

А весело оттого, что у него сегодня родился сын. Сегодня, спустя два дня после Нового года.

Сын!

Тот самый, маленький живой человек, которому можно сказать: «Здравствуй. Давай знакомиться? Мне очень хочется узнать, какой ты».