Начальник штаба пошел было к связисту, но тот сам обратился к комбату:

– Товарищ подполковник, вас капитан Телинский вызывает.

– Что это там у разведки? Вьюга! Я – Аркан!

– Аркан! Я – Вьюга. У нас гость!

– Что за гость?

– Парламентер.

– Даже так! Чеченец?

– Нет, наш. Солдат. В руках палка с белой тряпкой. Снайперы замолчали.

– Прекратить огонь! Парламентера ко мне!

– Есть! Я передам его через Рыбака.

– С чего бы это духи решили пойти на переговоры? – спросил Кувшинин.

– Наверное, надоело орать с улицы.

– Своего выслали?

– Нашего. Видимо, пленного. Я с ним разберусь, а ты занимайся потерями!

Голубятников вызвал начальника связи батальона капитана Башина и приказал быстро приготовить обед для парламентера.

На КНП зашел сержант сводного взвода охранения, собранного из личного состава подразделений обеспечения южнее вокзала, в районе железнодорожных путей:

– Товарищ подполковник, рядовой Синицын, разрешите обратиться? С вами желает поговорить мужик из местных, что прячутся в подвале. Просил передать просьбу принять его.

– Хорошо. Но позже. Сейчас я занят. Освобожусь, приму!

– Разрешите идти?

– Иди!

Солдат удалился. А вскоре сержант девятой роты ввел в помещение командно-наблюдательного пункта батальона худощавого парнишку лет девятнадцати, в грязном, оборванном бушлате и помятой шапке без кокарды. Единственное, что было чистым в его форме, так это обувь – ее заставили почистить. Палку с тряпкой он держал в посиневшей от холода руке. Выглядел солдат неважно. Лицо осунулось, небрит, в глазах – пустота. Под глазами неестественные мешки.

– Да брось ты свой флаг, снимай бушлат и садись к столу! – сказал Голубятников.

– А вы и будете командир группировки, что обороняет привокзальную площадь?

– Я и буду командир группировки.

– Хорошо. Мне приказано разговаривать только с главным командиром.

– Кем приказано?

– Командиром боевиков, что удерживают нас.

– Ты присаживайся, присаживайся.

Солдат сбросил бушлат, сел на табурет.

– Кто ты? Представься! – спросил Голубятников.

– Рядовой Иванченко, служил в мотострелковом батальоне стрелком. В батальоне, что чеченцы разгромили здесь, на площади, перед Новым годом. Попал в плен.

– И много вас в плену?

– Тридцать человек.

– Офицеры есть?

– Так точно. Пятеро.

– Много среди пленных раненых?

– Больше половины. Двое тяжелых, капитан и сержант.

– Как с вами обращаются чечены?

– Извините, товарищ подполковник, у вас закурить не будет? – попросил Иванченко.

Комбат пододвинул рядовому пачку и зажигалку:

– Забирай, кури.

Солдат прикурил сигарету, с жадностью в несколько затяжек выкурил ее, взял вторую, ответил:

– Обращаются нормально. Не издеваются. Скудно, но кормят. Регулярно. С водой хуже.

– С чем пришел?

– Старший чеченец приказал узнать, кто вы такие.

Голубятников усмехнулся:

– Что, до сих пор не понял, с кем воюет?

– Нет. Говорил, на пехоту вы не похожи, воюете по-другому.

– Десантники мы, солдат.

– Ясно!

Вошел капитан Башин, доложил:

– Товарищ подполковник, обед для парламентера готов.

– Есть будешь? – взглянул Голубятников на солдата.

– Не откажусь!

– Неси обед! – распорядился комбат. Спросил у солдата: – Кто старший боевиков? Как его имя?

– Не знаю. Он не представился. Говорил, что бывший офицер бывшей Советской армии.

– Сколько у этого бывшего офицера подчиненных?

– Я видел человек семьдесят, не меньше. А сколько на самом деле, – солдат пожал плечами, – не знаю. Их в каждом доме полно.

– Как они вооружены?

– До зубов. У каждого пистолет, автомат или пулемет, гранатомет или огнемет. Патронов много, гранат. Скажите, товарищ подполковник, как так получилось, что у чеченцев оказалось столько оружия?

– Это вопрос не ко мне… Сколько времени тебе дали на переговоры?

– Полчаса.

Солдат-связист принес обед. Солдат жадно и быстро управился с ним, выпил две кружки чаю.

– Ты можешь остаться, – сказал Голубятников. – Я передам тебя в тыл, оттуда, скорей всего, отправят домой.

Солдат отрицательно покачал головой:

– Не могу я остаться. Не вернусь – старший чечен обещал пятерых пленных казнить.

Командир батальона внимательно посмотрел на щуплого солдата. Тот мог сохранить свою жизнь, остаться и быть отправленным домой или в часть, откуда прибыл сюда. Но он отказывается, прекрасно понимая, что в плену его могут расстрелять в любой момент. Взбесятся чечены или получат приказ сверху – и все, молодая жизнь, не успев начаться, оборвется. Но солдат отказывается. Потому что, если он не вернется, погибнут его товарищи. Вот таков он, русский солдат. Вчерашний пацан, а сейчас герой. Он и в плену остается русским солдатом. И отговаривать его не имеет смысла.

Голубятников взглянул на часы:

– Тебе пора возвращаться, раз решил уйти.

– Так точно.

– Старшему духу передай, что привокзальную площадь обороняют десантники. И сколько бы боевики ни орали и ни грозили, мы отсюда не уйдем. Сколько бы ни обстреливали, ни штурмовали, позиций своих не оставим. У нас есть все для того, чтобы не только обороняться. Насчет пленных особо передай: хоть одного расстреляют, я лично сверну ему шею. А еще тем, кто у нас в плену. Как говорится, зуб за зуб. А у нас их соплеменников тоже много. Понял?

– Так точно!

– И держи хвост пистолетом, солдат. Недолго вам находиться в плену. Ступай, тебя проводят!

– Одна просьба, товарищ подполковник. У меня с собой три письма. Отправите?

– Как ты их вынес? Тебя не обыскивали?

– Нет…

– Написали, что в плену?

– Я – да, двое других – не знаю. А что? Могут не пропустить почту?

– Не стоило писать об этом. Хотя, с другой стороны, кто знает… Давай свои письма, отправим. Дойдут до адресатов.

– Спасибо вам, товарищ подполковник!

– Не за что. Удачи тебе, солдат!