— Ха-ха. Спроси у моей лучшей подруги и твоей жены! — не щадила его Барбара. — Как она себя чувствует? Ты успел с ней переспать рано утром перед тем, как она приготовила тебе овсянку? Или по воскресеньям она дрыхнет целый день?

Джордж замолчал, ему стало чуть тошно от прямых атак на собственную половину — вот она, расплата за адюльтер с подругой жены, вечная история, и завидуешь друзьям, снимающим запросто девочек на стороне.

— Так ты приедешь? — милостиво прервала она паузу.

— Я на работе, но постараюсь, сделаю все, что смогу. Целую тебя, милая.

Джордж облегченно повесил трубку, конечно, сведений получил он с гулькин нос, но вполне достаточно, чтобы разматывать клубок дальше, — во всяком случае, утром уже не придется стоять на ковре перед шефом со спущенными штанами.

Несчастье Игоря Воробьева заключалось не только в том, что он был влюбчив (особенно везло ему на лахудр, от которых все шарахались, на этом фоне рыженькая Джейн высилась как Мэрилин Монро), в конце концов, это не самый страшный порок. Беда была в фантастической нерешительности Игоря, органической неспособности сделать определенный шаг в ту или иную сторону, при этом, к несчастью, выглядел он, как герой Джека Лондона: рост высоченный, подбородок по-боксерски вперед, лицо твердое и мужественное, движения уверенные — такому человеку хотелось довериться на всю жизнь. Сослуживцы хорошо знали слабости Игоря и никогда не доверяли ему самостоятельно вести какие-либо переговоры с иностранными фирмами — в этом случае финал не предвиделся, решения Игорь принять не мог и вечно, как буриданов осел, выбирал между двумя охапками сена.

Роман с Джейн завертелся нежданно-негаданно на приеме в английской судостроительной фирме, устроенном в честь построенного СССР торгового судна, о борт последнего супруга торгпреда традиционно расколотила бутылку шампанского, привязанную к толстому канату. На последующем банкете все изрядно возлили, там Игорь и познакомился с Джейн, служившей на фирме секретаршей, приобщил ее к водке и научил пить залпом, на русский манер (это тут же ввело шотландку в сладостный транс). Затем они отправились в ночной клуб на Пикадилли, смотрели бессмысленное и шумное шоу, выпили виски, танцевали и целовались, а позже как-то само собой получилось, что Игорь очутился в постели Джейн у нее на квартире.

Любовники продолжали встречаться, и вскоре Джейн порадовала влюбленного по уши русского неожиданной (или вполне ожиданной) беременностью и полным нежеланием делать аборт, что противоречило ее католической вере. От шока Игорь чуть не слетел со стула, но подавил в себе заячье желание бежать от Джейн на край света и даже разыграл роль заботливого отца, делано радуясь и покрывая ее поцелуями, — получилось это глупо и неуклюже.

Джейн была истинно свободолюбивой шотландкой, навязывать себя не собиралась, несмотря на любовь к Игорю, и не сомневалась в своем счастливом будущем даже в качестве матери-одиночки, тем более что она закончила лондонскую школу экономики (место секретаря было лишь временным транзитом в большой бизнес, о котором она мечтала). Все это умиляло Игоря, завзятого англофила, читавшего в оригинале неведомого в России Троллопа и глубоко почитавшего такого же загадочного субъекта, алкаша, женолюба и остроумца доктора Самуэля Джонсона, воспетого Босвеллом. Игорь восторгался английскими пабами, скачками в Дерби и Аскоте, полосатыми костюмами, собачьими бегами, твидом «Харрис» и тонкими фланелевыми брюками, увы, протиравшимися слишком быстро, но все равно прекрасными.

Первых сведений, полученных от Барбары, вполне хватило для начала самой активной разработки загадочной пары, уже через два дня телефонный аппарат на квартире Джейн приобрел все качества «жучка», и на следующий день, с приходом на квартиру Игоря, это дало богатый, чуть сентиментальный материал, который вызывал улыбки и неподдельный интерес у девиц контрразведки, обрабатывавших подслушку.

— Мне кажется, в другой жизни я был англичанином, — говорил он Джейн. — Я смутно ощущаю, что жил когда-то на этом острове и даже носил рыцарские доспехи.

— Возможно, ты даже убил меня.

— Как так? — удивился он.

— А вдруг я была Марией Стюарт, а ты — ее палачом?

Это прекрасно — играть в историю, это прекрасно, как детство: можно побывать и в образе Ромео, и Отелло, и Юлием Цезарем, да и у женщин хватает блестящего прошлого — от Евы до Марии-Антуанетты.

Потом они пили шерри, и он читал Роберта Бернса на своем великолепном английском:

И снова ночное расставание, фальшь и омерзительное чувство вины.

Она молчала, но подтекст читался в ее потемневших глазах.

— Я не знаю, что делать, Джейн, ты должна меня понять, ты же умная. Не могу я так сразу бросить и жену, и двоих детей.

— Почему ты поднял эту тему? Можно подумать, что я жажду за тебя замуж!

— Но все-таки у нас Игорь! — сына назвали в честь папы.

— Это мой сын, и мы с тобой свободные люди.

— Но я люблю тебя! — туповато настаивал он. — Я не могу без тебя! — И он бросился целовать ее.

Пожалуй, больше всего она любила в нем эту порывистую иррациональность, когда с губ срывались бессвязные слова, а сами губы, объединившись с руками, беспокойно и необузданно бродили по ее телу. Она любила сопротивляться его ласкам, поднимая его градус, и потом, когда уже пот градом струился у него по лбу, неожиданно уступать, вызывая в нем приступ новой страсти.

Девушки в службе подслушивания напряглись и заблестели глазами, словно смотрели грандиозный любовный фильм, правда, без изображения. Но на этот раз ничего пикантного не произошло, Джейн отстранила его и, холодно улыбаясь, открыла дверь.

— Джейн, милая, все будет хорошо, мы обязательно будем все вместе: ты, я и Игорь.

— Игорь, уходи, тебе пора! — ее раздражали долгие прощания, когда он топтался у двери, не в силах решить: остаться или уйти.

Когда он ушел, она долго не могла заснуть.

Оперативный Джордж зря время не терял и поставил на слуховой контроль и квартиру главного героя спектакля.

В тот вечер стены сотрясались от ссоры Ирины с сыном, принесшим много двоек в конце четверти, слушать же это было скучно, но, к счастью, после полуночи появился глава семейства, и начался новый акт, исполненный еще большего драматизма.

— Где ты был?! — это рассвирепевшая Ирина.

— Я же тебе говорил, что в Тилбури сейчас зашло много наших судов… что с тобою, Ирочка? — он попытался обнять ее, забыв, что взбешенных тигриц опасно трогать даже за хвост.

— Почти каждый день ты приезжаешь за полночь! Посмотри на свои губы! — она подтолкнула его к зеркалу. — От тебя пахнет. воняет чужой бабой!

Игорь слабо представлял разницу между запахами бабы своей и бабы чужой, тем более что он любил пользоваться хорошим, истинно немецким одеколоном, однако натиск его напугал.