И прохлада туманного утра быстро развеялась. Выпала было росой на сочную траву, но и там долго не продержалась — истаяла под лучами жаркого солнца. По спине от быстрой ходьбы потекли струйки теплого пота. Топорик уже не казался грозным боевым оружием, скорее мешался. Я стал все чаще останавливаться, с любопытством крутить головой, осматривая доставшиеся мне на три дня владения.

Кто-то из веселых богов, создавая наши леса, сдвинул ладошкой кусок земли, да и оставил. Зачем ему это понадобилось, он объяснить побрезговал, но до самых Рассветных гор ни одной сколько-нибудь выпирающей выше деревьев кочки больше не было.

Западный и северный склоны получились настолько крутыми, что ни у чего, кроме любимого козлами кустарника, сил там расти не находилось. С востока и юга многие сотни лет гору подмывала неспешная лесная речка Крушинка. Песчинку за камешком уносила вода к далекой Великой реке части пологого склона, пока он не превратился в обрыв. И лишь козья тропа вела к вершине между обрывом и крутью.

На самой макушке, теперь уже едва видные под зарослями мышиного гороха, остались никому не нужные развалины какого-то строения. Говорят, они теплые в любую погоду и даже снег на них тает. В середине лета проку от их теплоты не было никакого. Зато совсем рядом с этой грудой камней, чуть ниже по склону, располагалась замечательная, по рассказам дядьев, полянка, словно самими Спящими приготовленная для искателей знака. Вот туда я сразу и отправился — разбить лагерь, скинуть тяжелую поклажу с припасами, а уж потом отправляться исследовать закоулки горы.

Старый, изжеванный временем клен склонил одну из могучих ветвей над южной частью полянки. У его корней чьи-то заботливые руки смастерили небольшой, на одного, шалашик. Шагах в трех нашлось обложенное камнями кострище с запасом хвороста и куском бересты для розжига. Чуть дальше, за пригорком, весело журчал родничок, берега которого украшали многочисленные следы местных животных — козлов в основном. Присмотревшись повнимательнее, обнаружил под корнями гиганта и укрытую дерном, выложенную аккуратными бревнышками, нишу для хранения продуктов. Кто-то явно не знал, чем себя занять…

Я хмыкнул и заторопился разобрать поклажу. Уж мне-то скука точно не грозила. Предстояло исследовать огромную, по моему мнению, гору.

Но прежде следовало позаботиться о дровах — не зря же я тащил топорик с собой. Кучки хвороста явно не хватило бы на две ночи, а ложиться спать с закатом, как дома того требовали родители, я точно не собирался.

Впрочем, заготовка дров не заняла много времени. Сухостоя было достаточно, топорик бритвенно острым, а руки в предвкушении приключения — неутомимыми. Вскоре у кострища появилась хо-о-орошая горка дров.

Потом я сел под клен, перекусил и хорошенько напился. Следовало решить, с чего именно начать. Специально бродить по горе, заглядывая под каждый куст в поисках моего знака, я не хотел. А вот облазать закоулки, поохотиться на наглых козлов, облюбовавших гору, вдоволь наесться ягоды, найти и забраться на самое высоченное дерево на самой макушке горы… Я собирался хорошенечко поразвлечься, чтоб было чем потом хвастаться приятелям.

Еще хорошо было бы найти клад. Наверняка, думалось мне, древние не могли пройти мимо такого поразительного места. Уж кто-нибудь из прежних, живших еще когда Боги не спали, точно мог спрятать здесь какую-нибудь замечательную вещь. Золото или драгоценные камни меня совершенно не привлекали — я не знал, зачем они нужны. А вот обнаружить могущественный артефакт — вот это да!

Я даже хихикнул, когда представил, как я приношу старейшинам какую-нибудь штуковину вроде Длани Могущества Жизни, или Колчана Попутного Ветра… и мне дают имя — Длань. Брррр. Колчан — впрочем еще хуже… Какая-то собачья кличка получается… Лучше уж — Ветер! Вот достойное имя!

Оставалось только найти. Но я нисколько не сомневался, что артефакт здесь есть и поджидает именно меня. А значит нужно лишь пойти и забрать…

Но подстрелить козла — тоже здорово. Обмазанное глиной, запеченное в углях мясо — вкуснятина, пальчики оближешь. Только рога с собой тащить не стоит. Не хватало еще заполучить имя — Козел. Гадость какая…

Решение было принято.

Рогатые особо и не прятались. Крутой склон горы оказался весь покрыт тонюсенькими ниточками троп с многочисленными нишами под корнями кустов. В этом лабиринте, прекрасно видном от крайних к склону деревьев, обреталось не меньше двух десятков тонконогих козочек с козлятами, и грозным самцом во главе. Украшенный здоровенными витыми рогами, вожак тут же уводил стадо, стоило лишь на пару шагов выйти из тени перелеска. Причем явно охотники их вниманием не баловали. Стадо меня скорее опасалось, но уж точно не боялось.

Зато удалось высмотреть подранка. Подросток скакал на трех ногах и постоянно отставал. Так что все сомнения отпали: зиму этот парень все равно не пережил бы.

Когда солнце перевалило за полдень, стадо, убедившись прежде, что им ничего не грозит, отправилось наверх. Явно к роднику. А я, сидючи на ветке дерева, почувствовал себя глупцом. Даже уши загорелись. Полдня подкрадываться, седалище отсидеть в засаде — и не догадаться, что рано или поздно животные пойдут на водопой… Какой я, к лешему, охотник! Слава Спящим, хоть никто моей оплошности видеть не мог…

Я в сердцах пинанул какаю-то гнилушку и, больше не скрываясь, отправился выискивать подходящую ветку на лук.

И ничего лучше клена не нашел. Остальные-то деревья на горе — ели, сосны да березы. Из их древесины тоже можно было оружие смастерить, да только это уже искусство. И заняло бы такое действо уж точно больше трех дней. Мне же нужна была просто ровная палка на один выстрел.

Я снял с кленовой ветки кору и положил в тень подсыхать. Тетива у меня была припасена, а вот к изготовлению стрелы стоило подойти серьезно.

Мне нужен был крепкий сухой прутик, толщиной в палец и длинной в руку. Пришлось облазать все окрестности, набрать целый веник кандидатов и так и не выбрать тот, чтобы полностью подходил. Сухие веточки были слишком хрупкими, а срезанные с живых деревьев — излишне сырыми, их при подсыхании могло выгнуть дугой. Позориться второй раз, пусть этого никто и не увидит, совсем не хотелось.

Солнце клонилось к закату. Я, злой и усталый, вернулся в лагерь с горстью никчемных заготовок. Торопливо их ошкурил, туго связал ремешком в один пучок и бросил в шалаш. В животе бурчало от голода, настроение было отвратительным, да еще козлячий молодняк, словно в насмешку, затеял игры за бугром у родника.

Наконец что-то спугнуло парнокопытное стадо. Орда рогатых, лавиной снося подлесок, унеслась к спасительной крути. И сразу даже как-то от сердца отлегло. Так им, демоновым отродьям. Нечего тут…

Мурлыкая себе под нос какую-то простенькую песенку, приготовил нехитрый ужин, выпил остатки воды из принесенных с собой фляг и уселся на камень у самого костра. Пора было заняться стрелой.

Мой веник подсох. Ремешок не давал прутикам вольно гнуться, так что оставалось лишь придать им требуемую твердость. Вот и пришлось, обжигая пальцы, крутить пучок над пламенем, внимательно следя за тем, чтоб на открытую древесину не попадала сажа. Потом проворачивал заготовки в тугом свертке и снова насыщал их силой огня.