Белая пресса… Эмиграция… Невероятные легенды о смерти Ленина с описанием подробностей…

Товарищ Ленин улыбается…»

* * *

Прервем цитату. Сталин перечислил множество разнообразных тем, которые они обсуждали. Он хотел показать, что вождь вновь, как прежде, входит в курс всех дел и начинает их контролировать.

Но Ленина все чаще беспокоят мысли о смерти. Как закоренелый атеист и материалист он ее не боится: всего лишь переход в небытие, к вечному покою; нечто подобное желанной нирване буддистов, избавляющей от всех забот и страданий этого мира.

Например, в середине июня после очередного приступа спазма сосудов он сказал не без иронии своему лечащему врачу Кожевникову:

— Вот история, так будет кондрашка!

Через некоторое время пояснил, почему так считает:

— Мне уже много лет назад один крестьянин сказал: «А ты, Ильич, помрешь от кондрашки», — и на мой вопрос, почему он так думает, он ответил: «Да шея у тебя больно короткая».

Об этом он говорил спокойно и с улыбкой. Хотя, судя по всему, Ленин находился под впечатлением того разговора с крестьянином. Осматривавшему его профессору Ленин пожаловался на ослабление работоспособности, бессонницу и отсутствие душевного покоя.

Он все мучительней переживает болезнь и отход от активной политической и государственной деятельности. По мнению Д. А. Волкогонова, подробно описавшего последние два года жизни Владимира Ильича, объяснение этому простое: «Власть для Ленина — смысл его жизни. Он не собирается с нею расставаться, будучи совершенно больным… Просто власть для Ленина как личности была высшим смыслом его существования, способом реализации своих убеждений, хотя он не был тщеславным человеком».

Примерно так рассуждают те, кто лишен твердых убеждений высшего порядка, превышающих его личные амбиции. Такой человек способен увидеть в Ленине (или в Сталине) лишь маниакального властолюбца и трудоголика. Это мнение людей, не желающих сознавать, что такое в реальности, а не в мечтаниях большая, почти абсолютная власть, которую приобрел Ленин. Для неумного честолюбца она действительно становится высшим (по его разуму) наслаждением. Но ведь Ленин, как признают даже его враги, был умен и лишен тщеславия.

Другое дело — стремление реализовать свои убеждения. Став во главе государства, он отдавал все силы на его укрепление. Оставаясь безусловным вождем правящей партии, заботился о ее единстве и способности управлять обществом.

Ни материальные ценности, ни власть сама по себе не были для Ленина вожделенными. Он был энтузиастом идеи социализма и коммунизма, определяющей цель его жизни.

Ленину грозила не просто утрата жизни. Любому здравомыслящему человеку ясно, что его личное пребывание на свете, как всякого другого, рано или поздно завершится. Но для того, кто воодушевлен идеей, страшней всего — при жизни — потеря смысла существования.

Поясним, что имеется в виду. Несмотря на утешающие высказывания врачей и близких, Ленин прекрасно сознавал, что сосудистое заболевание головного мозга (как сейчас мы говорим — рассеянный склероз) может привести к параличу, к полной инвалидности. Он хотел, он требовал, чтобы в такой момент кто-то из них дал ему яд.

Его сестра Мария Ильинична в своих воспоминаниях, опубликованных только в конце 1989 года, писала:

«Зимой 20/21, 21/22 годов В. И. чувствовал себя плохо. Головные боли, потеря работоспособности сильно беспокоили его. Не знаю точно когда, но как-то в этот период В. И. сказал Сталину, что он, вероятно, кончит параличом, и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст ему цианистого калия. Сталин обещал.

Почему В. И. обратился с этой просьбой к Сталину? Потому что он знал его за человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой…

С той же просьбой обратился В. И. к Сталину в мае 1922 года после первого удара. В. И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Сталина. Эта просьба была настолько настойчива, что ему не решились отказать. Сталин пробыл у В. И. действительно минут пять, не больше. И когда вышел от Ильича, рассказал мне и Бухарину, что В. И. просил его доставить ему яд, так как, мол, время исполнить данное раньше обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И., и Сталин вышел. Но потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В. И., и Сталин вернулся снова к В. И. Он сказал ему, что, переговорив с врачами, он убедился, что не все еще потеряно… В. И. заметно повеселел и согласился, хотя и сказал Сталину:

— Лукавите?

— Когда же Вы видели, чтобы я лукавил…»

Ленин мужественно боролся с болезнью. И она долго не могла сломить его. Как мы знаем из очерка Сталина, приведенного выше, летом того же года Ильич почувствовал себя лучше (отметим, что лечили его известные отечественные и зарубежные врачи). 31 октября он смог произнести речь на заседании ВЦИКа. 13 ноября на пленуме Конгресса Коминтерна он выступал в течение часа на немецком языке, и вновь без запинок.

Однако облегчение было временным. В конце ноября, идя по коридору, он упал из-за судороги в правой ноге (произошло, по-видимому, локальное нарушение кровообращения в двигательном центре левого полушария головного мозга). 12 декабря он работал у себя в кремлевском кабинете, как оказалось, в последний раз. Его здоровье стало заметно ухудшаться.

Во второй половине декабря в записях врачей, лечащих Ильича, постоянно встречаются записи типа: «стал нервничать», «настроение стало хуже», «настроение плохое».

К весне 1923 года Ленин почувствовал, что положение его безнадежно. Он уже не мог ни передвигаться, ни писать, и даже внятно разговаривать. То, что он хотел сказать, понимала только неотступно опекавшая его Надежда Константиновна. И тогда она, несмотря на резкое ухудшение личных отношений со Сталиным, обратилась к нему с необычной просьбой…

Впрочем, об этом эпизоде свидетельствуют документы. Вот главный:

«Строго секретно.

Членам Пол. Бюро.

В субботу 17 марта т. Ульянова (Н.К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Вл. Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия. В беседе со мной Н.К. говорила, между прочим, что «Вл. Ильич переживает неимоверные страдания», что «дальше жить так немыслимо», и упорно настаивала «не отказывать Ильичу в его просьбе». Ввиду особой настойчивости Н. К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В. И. дважды вызывал к себе Н. К. во время беседы со мной и с волнением требовал «согласия Сталина»), я не счел возможным ответить отказом, заявив: «Прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование». В. Ильич действительно успокоился.

Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов П. Бюро ЦК.