Орфей: Но ведь он получил две трети голосов. Такое редко бывает в наших краях.

Ахилл: С такими оппонентами и предвыборной кампании не надо.

Орфей: Глава секты и три ребенка, стоящие друг у друга на плечах и закутавшиеся в плащ.

Эдип: А я за этих троих как раз и хотел голосовать. Могли бы вполне победить, если бы не упали на сцене, и все увидели, что это не один взрослый мужчина, а шайка мальчишек. Жаль, что их с выборов сняли. Видать, тогда моя свояченица черной магией их и повалила.

Ахилл: Главу тоталитарной секты мы бы точно выбирать не стали. Слабоумием такого уровня наш город еще не пропитан.

Орфей: Ты прав. Довольно и двух сроков ему было. Обещанного не выполнил ни разу, только подоходный налог в девяносто восемь процентов на нужды своей секты установил. И где же предсказанное всем оплатившим налог возвращение в райский сад?

Эдип: Да кто знает, как бы он правил. Все же понимают, что не даст моя свояченица город, в котором я живу, благоустраивать. Может, она ему палки в колеса и вставляла предыдущие два срока.

Орфей: Ох, Эдип, что ж ты опять завел эту песню про сестру своей жены? Уже полвека ее повторяешь.

Эдип: Не понимаете вы ничего. Я, может, живой тут стою и могу с вами, моими друзьями, обсуждать былые деньки только потому, что все эти пятьдесят лет осторожен по жизни и каждую минуту жду отравленного клинка в спину от этой карги. Да-а, ну и исхитрилась же она с этими монстрами. Кто бы не прогнал их, я ему безмерно благодарен.

Ахилл: По воле судьбы у тебя есть возможность выразить благодарность лично и весьма скоро.

Персей: Ахилл, Орфей, Эдип и вы, сударь! Я очень рад вас всех видеть. По какому случаю сегодня все мы здесь собрались?

Ахилл: Орфей, рассказывает заглянувшему мимоходом в наш город молодому человеку историю о высадке мигрантов с щупальцами.

Персей: О-о, это презанятнейшая история, сударь.

Ахилл: Мне кажется, что теперь, когда молодой человек узнал, как прибыли пришельцы, будет не лишним рассказать, почему же они решили тут долго не задерживаться. Особенно интересно услышать это из уст виновника сего события.

Персей: Ахилл, неужели ты по каким-то немыслимым причинам решил, что я мог напугать этих премилых инопланетян? А я ведь один из многих, кто не отнесся к нашим, так сказать, большим братьям недобро.

Ахилл: Помнится мне, ты сразу в атаку ринулся.

Орфей: Я что-то такое тоже припоминаю: ты их буквально в бегство оборотил.

Эдип: За что тебе огромное спасибо, верный друг! Спас в тот день меня от прислужников этой ведьмы.

Персей: Господа, такого быть не может. Что же касается тебя, Эдип, то не могу не заметить, что ты весьма несправедливо обозлен на прекрасную сестру своей чудной жены.

Эдип: А я считаю, что слишком мягок с ней. Она меня на тот свет отправить мечтает, и даже предпринимает вполне активные действия. А я что? Я всю жизнь только оборону и держу, в атаку ни разу не ходил.

Персей: Эдип, ну почему в тебе столько враждебности? Откуда, ты скажи мне, все это пошло?

Эдип: А я тебе скажу откуда, Персей. На нашу свадьбу старая карга…

Персей: Тогда еще не старая.

Эдип: Хорошо, тогда еще не старая, но уже карга оделась в черное, как при трауре. Малого того, еще и не улыбнулась ни разу, танцевать не пошла, смотрела холодно. Вот, поди, уже тогда колдовала. У меня аж так сильно голова закружилась от вина, того, что братья В. С собой принесли. Точно все ее магия.

Персей: Да перестань, Эдип. Я же был у вас на свадьбе, за что тебе огромное спасибо, к слову. Но ты выпил там целых две бутылки. И гораздо меньшая доза может ударить в голову. А братья В. сейчас в местах лишения свободы, где, я всем сердцем надеюсь, их не обижают, но посадили их за изготовление опасного для жизни алкоголя. Пятьдесят потерпевших оказались на больничной койке за два года, из них двое бедолаг лишились зрения. Это я еще опускаю подробности, как они делали свое так называемое вино. И опускаю не по собственному разумению, а в силу того, что следствие, как его узнало, сразу засекретило рецепт. Но помнится, в нем было градусов шестьдесят.

Эдип: Колдунья перед свадьбой их заворожила на мое отравление. А после несчастные братцы уже не могли остановиться и перестать делать это пойло. Ох, какой же взгляд у нее был, когда я с ее сестрой у алтаря стояли. Всем нутром мне смерти желала.

Персей: Сдается мне, Эдип, тому причина весьма прозаична. Ты ведь с ней встречался раньше, за руки взявшись, везде ходили, ты всему городу рассказывал, какая у вас крепкая, искренняя, глубокая любовь. А потом вот через два месяца сделал предложение ее сестре.

Эдип: Друзья, не подумайте, не все так просто. И я этого вообще не помню, хоть убейте, не помню, чтобы я с ней куда-то там ходил и уж тем более держался за руки с этой… этой… Да одно ее касание ядовитее, чем яд сотни гадюк. Меня околдовали, я был не в себе…

Орфей: Ох, Эдип, с тобой не соскучишься. Но то другое, и никогда мы эту тему не закончим, а ведь обсуждали изначально, почему улетели инопланетяне. Вспоминая сегодня те события, я думаю, что виноват Персей.

Персей: Орфей, помилуй, быть того не может. Ты, верно, что-то перепутал. Так обидеть звездных гостей способен кто угодно, но никак не я. Ведь ты же меня знаешь. Я всегда сама любезность. Вот, к примеру, прогнать их мог наш мэр… Эмм, не помню, каким он был по счету. Жуткий ксенофоб. Человек пещерных взглядов.

Ахилл: Ты имеешь в виду нашего семнадцатого мэра? Так он с поста ушел за девять лет до высадки. Помнишь? Он как-то сел на берегу реки слушать шум воды и так долго слушал, что достиг просветления и отрекся от всего земного, включая должность мэра.

Эдип: Простите, что встреваю, но я почему-то подумал, когда ты, Персей, упомянул пещерные взгляды, что речь о шестьдесят четвертом мэре…

Орфей: Это тот самый вытаявший из ледника доисторический человек?

Эдип: Все верно, он.

Орфей: Так Персей в иносказательном смысле о пещерности говорил. А наш шестьдесят четвертый мэр был человек весьма прогрессивных взглядов.

Ахилл: Откуда тебе известно,