Мама старательно потчевала гостей, гости восторгались ее кулинарными талантами, она, скромно потупившись, благодарила, хотя я была уверена: все блюда доставили из ближайшего ресторана. Кулинария маму никогда не интересовала.

Мышастый оказался говоруном, само собой, посадили его рядом с Агаткой, что, судя по ее лицу, вызвало у сестрицы очередной приступ изжоги. Приняв проблемы пищеварения за скромность, потенциальный жених пел соловьем, не спуская с Агатки взгляда, в котором читался явный интерес, при этом Олег Сергеевич ловко орудовал вилкой, и я решила: по-своему он даже талантлив, если способен одновременно трепаться, пялить глаза на сестрицу и брюхо набивать. Куда там Цезарю… Анна Семеновна заливисто смеялась шуточкам сына, мамуля благосклонно улыбалась, а папа ерзал, но терпел. Находясь в браке три десятка лет, он приучил себя к молчанию.

Семейный ужин всегда являлся для меня испытанием, даже если не был обременен гостями, но польза от визита к родителям, помимо исполнения дочернего долга, все-таки могла быть: при удачном стечении обстоятельств попытаюсь поговорить с отцом об интересующем меня убийстве. Завести разговор на эту тему за столом мне и в голову не пришло, мама это не приветствовала, следовало выждать время, когда мы останемся с папой наедине. Но тут на помощь мне пришла толстуха:

– Весь город болтает об этом убийстве. Одиннадцать ножевых ран, говорят, ей все лицо располосовали. – Она взглянула на отца, который даже бровью не повел, а мамуля нахмурилась.

– У нас не принято обсуждать подобные вещи, – отчеканила она, толстуха скорбно колыхнула тройным подбородком и затихла.

– Вам нравится ваша работа? – поспешно спросил мышастый, обращаясь к Агатке. Та мрачно кивнула и уставилась в тарелку. Мама снова нахмурилась и сама ответила на вопрос:

– Агата прекрасный специалист, преданный своему делу. Но для женщины работа не главное.

– Да-да, – просияла Анна Семеновна. – Главное – семейное счастье, любящий муж и детки. – Она взглянула на сыночка и добавила: – Хотя надежные молодые люди, способные составить счастье женщине, сейчас, к сожалению, редкость.

Мышастый скромно потупил глазки, но приосанился.

– Это точно, – поддакнула мама. – Девушкам надо проявлять осторожность. Выскочат замуж за первого встречного, а потом не знают, как от него избавиться. – Она метнула взгляд в мою сторону, а папа досадливо крякнул.

Вскоре он улизнул из-за стола под благовидным предлогом: отправился заваривать чай по фирменному рецепту. Агатка с облегчением вздохнула, сообразив: если пришла очередь чая, значит, страдать ей осталось недолго.

Я отправилась в кухню, заявив, что хочу помочь отцу. Папа успел уютно устроиться в кресле, включив телевизор, я взглянула на экран: бестолково снующие мужики охотились за мячиком. Половина футболистов была в бело-голубых футболках. В память о годах учебы в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде, папа болел за «Зенит». Чайник со щелчком отключился, а папа вздохнул, сообразив, что посмотреть футбол сегодня вряд ли удастся.

– Наши выигрывают? – спросила я.

– Еще только первый тайм заканчивается, – отозвался папа и стал заваривать чай.

– По-моему, Агатка от жениха не в восторге, – сказала я.

– Я тоже. Это мамина идея. Пусть не обращает внимания.

– Ага. – Я присела на подлокотник кресла, наблюдая за отцом, и наконец решилась: – Мы были немного знакомы с убитой девушкой, Ириной Одинцовой.

– Я не обсуждаю дома свою работу, – ответил папа.

– Может, мне к тебе на прием записаться? – спросила я без намека на иронию.

Папа отшвырнул в сторону полотенце, которым собирался прикрыть заварочный чайник, и повернулся ко мне.

– Не смей лезть не в свое дело, – тихо произнес он, но вышло все равно грозно. Это он с мамой кроткий агнец, а вообще мужик суровый, под горячую руку ему лучше не попадаться. – Мало мне расследования, которое вы затеяли в прошлый раз? Если тебе память отшибло, так я напомню: ты едва сестры не лишилась.

– Да никуда я не лезу, – заныла я, испугавшись родительского гнева. – Просто хотела узнать… Что тут особенного?..

– Не сметь, – повторил папа и даже погрозил мне пальцем. – Твоя сестра адвокат, а ты ее помощник, вот и занимайтесь своим делом.

Я бы могла возразить, что адвокатам иногда приходится проводить собственное расследование, и у Агатки это получается очень неплохо, но по здравом размышлении сочла за благо заткнуться. Собрала на поднос чашки и варенье в вазочках, папа взял чайник, сунув под мышку коробку конфет, и, сочувственно взглянув друг на друга, мы побрели в гостиную. Нас встретило веселое ржание толстухи и мышастого, мама вежливо подхихикивала, Агатка сидела с таким видом, точно обнаружила в тарелке таракана.

Чаепитие завершилось примерно через час. Гости, вспомнив, что завтра рабочий день, поднялись из-за стола. Мама провожала их до входной двери, папа тут же кинулся к телевизору узнать, с каким счетом закончился матч.

Мы с Агаткой собирали посуду, когда вошла мама и сказала:

– Если ты и впредь будешь сидеть с таким постным видом, останешься старой девой.

– Августа! – подал голос папа.

– Что – Августа? У людей дети как дети… А твои? Что одна, что вторая…

– Ко мне-то какие претензии? – возмутилась я. – Я замуж четыре раза ходила…

– И что? Какой от этого толк? До тридцати лет женщине надо родить, иначе могут возникнуть проблемы…

– У кого? – некстати очнулась Агатка от глубоких раздумий.

– У тебя, дурища! – рявкнула мама. – Согласна, жених ни к черту, пугало огородное и то краше, к тому же дурак да еще наглец… Но куда деваться твоей бедной матери? Ты-то никого не приведешь, хоть бы раз родителей порадовала.

– Мамуль, да без проблем, – влезла я, решив прийти на помощь сестрице, которой и так сегодня досталось. – Завтра подгоним целый взвод…

– Уж ты-то подгонишь, в этом я не сомневаюсь… вся городская шпана у тебя в друзьях. Могла бы и об отце подумать.

– Августа! – вновь воззвал папа и вновь безуспешно. И тут Агатка выдала:

– Меня не интересуют мужчины.

Маму шатнуло, ее левая рука легла на сердце, папа выронил пульт, меня и то пробило, я взглянула на сестру с немым вопросом в очах.

– А кто тебя интересует? – пискнула мама.

– Карьера. Мужчины и дети подождут. По крайней мере, до тридцати пяти лет. Я так решила. И больше никаких смотрин.

Мама вздохнула, но скорее с облегчением, успев убедить себя, что все могло быть хуже.

– В самом деле, Августа, – сказал папа. – Не хочу тебя критиковать, но, по-моему, ты перегибаешь палку…

– Будь у меня палка, надавала бы вам всем по башке. – Мама отправилась в свою комнату, громко хлопнув дверью, а мы с сестрицей засобирались восвояси.