После нескольких сильных ударов, я пыталась сквозь рыдания сказать, что никто меня не посылал и мне ничего не нужно, но мужчина не слушал. Он методично избивал меня, точными ударами вбивая в тот самый угол, в который я забилась ранее от рогатого в глупой надежде на спасение.

Когда на моем теле и лице не осталось живого места, этот монстр просто встал и ушёл. Некоторое время я лежала в той же позе, в какой меня настиг последний удар мучителя, и даже думать мне было больно. Все силы уходили на то, чтобы не захлебнуться кровью, обильно вытекающей из сломанного носа. Казалось, хуже быть уже просто не может, но скрип двери и последующее появление злобной эльфийки не предвещало ничего хорошего, худшее было впереди.

— Низшая вонючая дрянь, как ты посмела даже взглянуть на моего господина? — тихо, оттого еще более зловеще, прошипела девушка. Ответить мне было нечего, да я бы и не смогла ничего ответить — челюсть, кажется, была сломана, как и многое другое. Пока действует адреналин, я не чувствую и десятой доли тех повреждений, что нанес мне подосланный рогатым псих.

— Молчишь, дрянь? Глаз положила на моего Дартэса? Ну ничего, сейчас я тебе этот глаз выколю, будешь знать, как чужих мужчин трогать! — наплевав на боль, я пыталась шевелить разбитыми губами, всеми силами старалась убедить ревнивую эльфийку, что мне ее мужчина и даром не нужен, но Марайя медлить не стала. Откуда-то в её руке появился нож с тонким зубчатым лезвием, и я потеряла всякую надежду её переубедить.

Эльфийка больно схватила меня за горло, при это нарочно задевая сломанную челюсть. Она не торопилась, несколько минут дразнила и просто водила ножом по моему лицу и телу, а потом, когда я почти поверила, что она на этом и остановится, последовал первый порез.

То ли потому, что лезвие было чем-то смазано, то ли из-за того, что оно было зазубренное, боль была не просто сильной, а невыносимой. Марайя мучительно медленно наносила на мое тело порезы, начиная с живота. Не в силах пошевелиться и сходя с ума от боли, я молилась сначала о том, чтобы сознание, наконец, покинуло меня, а позже молилась о том, чтобы умереть и больше не испытывать этих страданий. Несмотря на молитвы, я оставалась в сознании до самого конца. Старательная Марайя неспешно истязала зазубренным ножиком мое тело, постепенно продвигаясь выше. Добравшись до лица, она начала выполнять своё обещание: ругаясь за то, что я смею закрывать глаза, она с силой провела несколько раз по глазнице, потом оставила свой след на щеках и, утомившись, вытерла лезвие о мою одежду и ушла. А я осталась, не представляя, как пережить всё это.

На следующий день никто не пришел. Только поднос с едой и кружка с водой давали понять, что обо мне помнят. Тело было переполнено болью, тошнило, а потому еду и воду я не тронула.

На третий день заглянул какой-то мужчина, скорее всего охранник. Он спросил, почему я не ем и не пью, но ответить я ему не смогла. Подойдя ближе, он брезгливо скривился, проверил пульс и, убедившись, что лежащая перед ним отбивная еще жива, ужаснулся и куда-то резво ушёл.

Спустя еще два дня никто так и не пришел. Раны, видимо, воспалились и меня начало знобить. Стало ясно, что я здесь умру, но упрямый мозг всё старался искать несуществующий выход.

К концу шестого дня, удерживаясь на границе беспамятства, я вспомнила про «комнату», ключ от которой дал мне Фэйд. Этот ключ, который эльф с помощью своей магии поместил мне в руку, никуда не делся — об этом говорила небольшая татуировка между большим и указательным пальцами левой руки.

Призвав вход в «комнату» таким образом, чтобы он оказался на полу возле кровати, я из последних сил оттолкнулась и полетела вниз. Нарушая строжайший запрет Фэйда, я радовалась отсутствию «якоря» и мечтала оказаться где угодно, да хоть в вулкане, лишь бы не здесь. Спасибо за то, что продолжаете читать