организму. Ее чудодейственные свойства были способны излечивать любые болезни. Гастрит, бронхит, язва остались в прошлом, цирроз печени, болезни кровеносной системы тоже больше не досаждали человечеству. Что говорить о них, если она побеждала даже рак и ДЦП. После трех-четырех сеансов человек забывал о раке, даже самой сложной формы, навсегда. В ванне человек проводил до семи дней, затем ему устраивали полное переливание крови. Биомасса в земных условиях была губительна, а вот в невесомости спасала жизни миллионам. Легкие проветривали через ИВЛ, а кровь перекачивали через фильтр и полностью очищали от биомассы. Бьёрн, кстати, летел на очередной сеанс в госпиталь Штольца. У него был рак третьей степени, но уже через неделю он о нем и не вспомнит. Для биомассы Штольца не было неизлечимых болезней, а ведь ее изучение еще продолжалось.

Сделав пару витков вокруг Земли, мы подлетели к космопорту «Диана». Магнитные захваты плавно притянули шатл к причалу, и мы услышали еле слышный щелчок, это пристыковался шлюз. На экране над дверью пилотов загорелась надпись – «Внимание невесомость». Задвижка шлюза закрутилась и вскоре дверь в космопорт открылась. Бьёрн быстренько расстегнулся и ловкими движениями пролетел в шлюз. Я же начал барахтаться в невесомости как рыба, выброшенная на берег. Я бился о стены и потолок, мешая покидать шатл остальным, так часто я, наверное, еще никогда не извинялся. Кое-как долетев до двери, я нырнул в шлюз, за ним начинался длинный коридор. Ничего такого, что показывают в фильмах не было. Не было искусственного притяжения и магнитных ботинок, не было огромных открытых пространств. Только тоннель. Тоннель, в котором не было ни пола, ни потолка, только стены, пестрящие рекламой. Отовсюду торчали поручни, люди с их помощью и перемещались. Местные и бывалые делали это очень ловко, они плавно облетали друг друга, не соприкасаясь. Я же чувствовал себя шаром из кегельбана, ударившись обо все что можно, я, наконец, долетел до таможенного поста.

– Первый раз у нас? – Улыбнулся таможенник. – Ничего, привыкните скоро. Ваш паспорт пожалуйста.

Я протянул ему коммуникатор, и он вставил его в разъем.

– Ерёмин Владислав Антонович, рад приветствовать вас в космосе. Цель визита?

– Освещения спуска «Гагарина». – Улыбнувшись, ответил я.

– Вам на палубу «Д», к третьему причалу, шатл уже ожидает вас.

Таможенник поставил мне электронную визу в паспорт и вернул коммуникатор. Я отдал ему честь, приложив ладонь к гермошлему и полетел дальше, биться о стены тоннелей космопорта. Действительно, через несколько минут я приловчился и начал наслаждаться невесомостью. Над ответвлениями от тоннеля горели буквы палуб, увидев нужную, я влетел в тоннель под ней. Долетев до цифры «3», я опять повернул, и вновь предо мной предстал пост таможни.

– Ерёмин Владислав?

– Да. Это я.

– Слава богу. Все остальные уже на борту, ждем только вас.

– Прошу прощения. Первый раз в невесомости, пока привык…

– Ничего страшного. – Перебил меня таможенник. – Так со всеми бывает. Счастливого пути.

Таможенник помог мне влететь в шатл и, посадив в кресло, пристегнул. Только теперь я смог расслабиться. Шатл беззвучно отстыковался и взял курс на верфь имени Королева. Нужно отдать должное Трубецкому, в свою честь он не назвал ни одной станции. Полчаса полета и мы уже у причала верфи, народ вылетел, и я как всегда оказался последним.

– Владислав? – Обратилась ко мне прекрасная девушка в нежно-розовом комбинезоне. – Гермошлем уже можно снять.

– Благодарю вас. – Протянул я, вдыхая воздух космоса.

– Я Изольда. Глава пресс службы верфи. Полетели, я провожу вас в вашу каюту. Спуск корабля намечен на завтра.

– Да, я в курсе. Но мне хотелось бы встретиться с генеральным конструктором.

– Как будет угодно. – Изольда улыбнулась и махнула рукой следовать за ней. – Он сейчас на смотровой палубе.

Мы долго летели по бесконечным тоннелям верфи и наконец вылетели на смотровую палубу. На ней, прислонившись к огромному стеклу, висел Васильев. Молодой парень, всего двадцать пять лет и уже генеральный конструктор космолета. Услышав нас, он обернулся и улыбнулся наивной молодецкой улыбкой, на его щеках сиял румянец предвкушения завтрашнего дня.

– Добро пожаловать на борт, Владислав. – Васильев протянул мне руку. – Как долетели?

– Жаловаться не на что, Дмитрий Константинович.

– Прошу вас, просто Дмитрий. – Васильев пожал мою руку и показал на стекло. – Вот оно, мое детище. Космолет «Гагарин». Первый межпланетный многоразовый корабль.

Я подлетел к стеклу и всмотрелся в ангар. Вид был действительно завораживающим. Он был огромен. Впереди сверху чернели окна иллюминаторов, ниже них и чуть сзади начинались грузовые отсеки, а за ними нескончаемые баки с топливом и ракетные двигатели.

– Первый в своем роде. Жаль, что он будет списан раньше, чем выработает свой ресурс.

– Но почему? – Я недоуменно посмотрел на Васильева.

– Потому что он уже устарел.

– Уже? Но он даже со стапелей еще не сошел.

– Вот в такое стремительное время мы живем, мой друг. Посмотри на него. – Васильев подлетел ко мне и начал указывать пальцем куда смотреть. – Всего двадцать процентов его объема – это полезное пространство, а все остальное – топливо и двигатели.

– Но, а как же иначе? – Возразил я. – Ему ведь нужно набрать третью космическую, чтобы оторваться от орбиты, а это требует много топлива. Кстати, сколько витков он будет делать для разгона.

– Нисколько. – Улыбнулся Васильев. – Если бы мы разгоняли его за счет двигателей, то он был бы в два раза больше, а вот полезного пространства осталось бы столько же.

– И как тогда?

– Мы построили здесь на орбите что-то очень похожее на пращу Трубецкого. Корабль будет зажат в электромагнитный стартовый блок, не сдвигаясь с места, он будет насыщаться потенциальной энергией пусковой установки. Когда масса достигнет критической, зажимы отпустят его и уже через секунду он будет лететь на второй космической скорости, затем включатся его маршевые двигатели, и он достигнет третьей. Через полчаса полета он уже выйдет на орбиту Луны.

– Потрясающе. И вы говорите, что он уже устарел? Ему уже есть замена?

– Да. Но пока мы не добудем гелий-3, те корабли не полетят. – Васильев приобнял меня и потащил в свой кабинет. – У нас есть реактор способный работать на гелий-3 и корабль с таким реактором. Соотношение полезности у него восемьдесят полезного на двадцать топливного. На гелий-3 эти корабли смогут разгоняться до двадцатой космической скорости. Они бросят нам под ноги и Марс, и Венеру, и всю солнечную систему, но положит этому начало именно «Гагарин».

Мы влетели в кабинет Васильева, и я сразу же обратил внимание на макет космолета на реакторе с гелием-3. Он выглядел совсем иначе, двигатели были маленькими, а вот