«Наивен», — снова мелькнула мысль в голове у Кирилла. Однако всего час назад, когда Великий князь слушал предложения Георгия Евгеньевича, они казались ему самыми удачными.

«Нет, в том, что царь пойдет на любые уступки, едва узнает, что его семья в опасности, Львов прав, — хладнокровно рассуждал Кирилл. — Но народ не умолкнет и не сядет в машину к новому шоферу. Едва почувствует, что свобода, анархия, безнаказанность мелькнут за поворотом — рванут пограбить, поубивать, повеселиться!»

По спине Кирилла заструился пот. И не из-за жаркой меховой шубы, в которую был одет Великий князь. Нет! Он никогда не думал… подобным образом.

Родзянко выдвинул идею просто надавить на императора, потребовав от того назначения нового правительства, естественно, во главе с нынешним председателем Думы. То есть с ним, уважаемым и дорогим Михаилом Владимировичем.

«Толстяк», «двое юродивых» и «идеалист» (последнее прозвище от Кирилла получил Георгий Евгеньевич Львов) знали, что контр-адмирал из династии Романовых имеет самые смутные понятия о том, как правильно распоряжаться властью и четко, уверенно, твердо управлять страной. Поэтому они не особо вдавались в подробности относительно своих взглядов на будущее России: считали, что это дело лишнее и практически бесполезное. И не без причины.

Многие в Петрограде по поводу и без оного вспоминали предложение Кирилла остановить в Сибири добычу золота. А рабочих отправить на фронт. «К чему золото нам, Ники?» — вопрошал Кирилл Владимирович. А у солдат было по винтовке на двух-трех человек. И винтовки эти покупались именно за золото…

Нет, не из-за таланта управленца прогрессисты решили обратиться к Кириллу: дело было в силе, в тех самых пресловутых «штыках». Просто у Великого князя в подчинении находился один из лучших и наиболее подготовленных боевых отрядов в России, располагавшийся в самом центре Петрограда.

Гвардейский флотский экипаж. Краса и гордость Российской армии и флота, ставший для Кирилла родным. Каждый офицер и нижний чин в нем был кем-то вроде кузена, двоюродного дядюшки или племянника. А вот «двое юродивых» видели в нем лишь группу людей, способную единым махом арестовать царскую семью и поставить в безвыходное положение императора…

Кирилл отер пот, так и струившийся по лицу: слишком много мыслей, так не похожих на его собственные, вертелось в голове Великого князя.

— Надо успокоиться. Надо успокоиться… Но как? Наверное, следует заночевать в Адмиралтействе, — прошептал одними губами Кирилл Владимирович, идя прочь от Невы. — Там хотя бы одну ночь буду вдали от придворных интриг и сплетен…

А странные мысли, непонятные образы все лезли и лезли в голову — не принесла успокоения водная стихия. Оставалась надежда лишь на тишину кабинета…

Ночь Кирилл провел в Адмиралтействе. Здесь по распоряжению Великого князя поставили мягкий, обитый черной кожей диван. На нем он и прилег, желая найти покой во снах, которых не видел уже так давно…

Пробуждение было совершенно неожиданным. Казалось, только-только была спасительная безмятежность сна — а через мгновение Кирилл уже понял, что сидит в кресле за рабочим столом. Как он там оказался? В руках Романов сжимал один из своих орденов. Он почему-то напомнил ему о Русско-японской войне. Грохот, пламя, тонущий «Петропавловск», ледяная вода, утягивавшая вниз, глубинная тьма… И нечаянное уже спасение от гибели. К сожалению, лишь немногим в тот день повезло так же, как Великому князю, избежать гибели в беспощадной морской пучине.

— Что же это я, в конце концов, — замотал головой Кирилл.

Зачем он только слушал этих демагогов, Фемистоклов и Солонов, ничего не понимающих в настоящем положении дел, в том, к чему могут привести их «прожекты»…

Кирилл прикрыл глаза, и перед его внутренним взором внезапно промелькнули какие-то нечеткие образы. Но через мгновение они обретали ясность: это были фотографии…

Солдаты в шинелях, державшие в руках флаги. С красным полотнищем, между делом отметил Кирилл. Лица их были перекошены в каком-то угаре ярости и злобы. Рядом с ними встали матросы-балтийцы, куря, держа в руках винтовки, пистолеты. Россыпь гранат на поясе…

А за ними — догорающее здание. Это был…

Кирилл резко раскрыл глаза и тяжело задышал. Впервые он видел подобное. Воображение сыграло злую шутку: контр-адмирал словно видел фотографию давно произошедших событий. Но они еще не случились: солдаты и матросы стояли перед одним из отделений полиции. Только вчера Кирилл видел это здание в целости и сохранности.

А сейчас… Сейчас едва заметные позади ухмылявшихся матросов лежали трупы… Тот чернявый городовой, что так рьяно козырял Романову, раскинув руки, распластался на мостовой… Еще несколько человек лежали рядом, израненные, истерзанные…

Кирилл вдруг подумал, что сходит с ума. А что? Усталость, тревожные предчувствия скорого «взрыва», такие интересные и заманчивые предложения, выслушанные утром… Нет, это просто переутомление. Быть может, инфлюэнца? Скорее всего, просто горячечный бред начинается. Да, точно, бред! Жар! Этим можно объяснить и то, как Кирилл неизвестно как оказался сидящим за столом еще до пробуждения. Скорее всего, в бреду дошел, в беспамятстве… И то, какие странные, непонятные, просто-таки дикие мысли упорно лезли Великому князю в голову — тоже можно было объяснить чем угодно… Все так легко и просто…

Романов попытался заснуть и вдруг почувствовал, что его рука против воли сомкнулась на ордене. Великий князь попытался разжать ее, но тщетно! Пальцы просто не слушались приказов. Даже не немых, а устных!

— А ну! Разожмитесь! Проклятье! — И несколько непечатных слов добавил вослед.

Кирилл громким шепотом начал твердить «разожмитесь», но пальцы продолжали сжимать орден. Внезапно и вторая рука перестала слушаться Великого князя.

Кирилл похолодел. Что с ним? Что происходит? И вдруг Романов, расслабленный, сполз с кресла на пол. Тело отказывалось подчиняться, а голова заполнилась обрывками мыслей, слов, воспоминаний, имен…

* * *

Картина маслом. Какой-то странный лысый человек с бородкой, прижав левую руку к груди, устремил правую вперед, в зал. Чуть дальше от него целая череда смутно знакомых фигур. И полный зал публики…

* * *

«Суда не будет?» — спрашивает у тюремщиков седой человек в шинели. Лицо чисто английского типа. Острое, худое. Но в глазах — огонь. Да это же герой похода барона Толля, вице-адмирал Александр Васильевич. Сейчас он на Черноморском флоте. Лелеет мечту о десанте на Константинополь…

* * *

И снова Колчак. Только теперь на нем совершенно другая форма, чем-то смутно напоминающая британскую или американскую. Почти никаких знаков отличия, кроме полосок на рукавах. Адмирал стоит у поручней судна, держа в вытянутой руке золотую саблю.

— Японцы, наши враги, и те оставили мне оружие. Не достанется оно и вам! — Мощный бросок, и металл навсегда погружается в волны. Колчак возвращается в свою каюту, сопровождаемый ошарашенным молчанием сотен матросов… Александр Васильевич понимает, что все, это конец…