– Что «во-вторых»?.. Ты, главное, только согласись, а дальше все вопросы будут улажены! Отец девочки – далеко не последний человек в нашем городе. Да что там в городе! Чуть ли не в крае. Он в накладе не останется, щедрую сумму отвалит тебе за услуги.

– Машка! Дело не в деньгах! – Инга замялась, не зная, как объяснить Марии причину своего отказа. – Мне не нужны деньги, у меня свои есть. В общем, я пока тебе ничего не могу обещать, ты меня своей просьбой застала врасплох.

– Ладно, думай, – Маша послушно сделала отступной шаг. – Ты только не волнуйся! Я бы поговорила с Алексеем, и он бы совершенно не отказался от твоих услуг.

– Подожди, Машка, подожди! Не говори пока с этим Алексеем, пока я не дала согласия. Я… я подумаю, хорошо?

– Ладно-ладно, – Мария послушно закивала. – Только ты все равно подумай, хорошо? Одна встреча, не убудет же с тебя!

– Хорошо, я подумаю, – Инга с еле слышимым вздохом согласилась и, увидев «свой» дом, с некоторым облегчением произнесла:

– Мы уже пришли.

Мария, перед тем, как уйти, еще раз взяла с Инги обещание «подумать» и в ближайшем времени дать ответ. И только после этого попрощалась и радостно, будто Инга уже ответила согласием, чмокнула ее в щеку:

– Пока! Ох, Дохновская, если бы ты знала, как я рада была тебя встретить!

– А я-то как рада, – Инга с иронией усмехнулась, намекая на Машину просьбу. И они обе рассмеялись.

Алексей, проработав за компьютером полночи, уснул, едва коснувшись щекой подушки. В последнее время ему не удавалось засыпать так быстро. Обычно он долго ворочался в кровати, вставал, спускался на кухню выпить воды, зачем-то бродил по комнате, и только после таких долгих «ритуалов» наконец-то засыпал.

Погружаясь в сон, он еще успел подумать, что значительно устал от обязанностей «рыбного барона», и что ему хочется продать этот дом, который хранит слишком много воспоминаний, и переехать с Лизкой в какое-нибудь другое место. Москва отпадала по той причине, что для Лизы, выросшей на экологически чистых фруктах и целебном морском воздухе столичная загазованная атмосфера полезной не будет. Может, податься куда-нибудь в российскую глубинку – к деревенскому молоку, душистому сену, крепким лошадям?.. Алексей даже улыбнулся наивности подобной мечты, но сама мечта понравилась. Или, еще лучше, переехать за границу – тоже на морское побережье… Мысли плавно слились со сном, и вот Алексей уже не в мечтах, а в сновидениях подсаживает смеющуюся Лизку на коренастого деревенского коня-тяжеловоза.

– Не продавай дом! Я не хочу!

Голос, прозвучавший громко и отчетливо, выхватил из сна внезапно, словно резкая трель будильника.

– Лиза? Лизка, ты? – Алексей тут же вскочил. Голос, разбудивший его, мог принадлежать дочери. Голос, который он уже почти год мечтал услышать… Ему даже не пришло в голову то, что Лиза, даже если она чудесным образом заговорила, никак не могла произнести подобную фразу, просто потому что его желание продать дом было мысленным.

– Лиз? – Алексей быстро нашарил рукой выключатель настольной лампы и включил свет. Комната была пуста. А кто еще мог в ней находиться, кроме него самого?.. Однако Алексей был настолько уверен в том, что увидит в комнате свою дочь, так отчетливо произнесшую просьбу не продавать дом, что сейчас, никого не увидев, даже вслух застонал от разочарования.

Нет, Лизкин голос ему не приснился… Лиза в его сне смеялась, ее занимала крупная добродушная «коняка», а не вопрос о продаже дома. Бред… Слуховые галлюцинации? Видимо, ему настолько сильно хочется услышать дочкин голос, что тот ему уже мерещится. Чтобы развеять свои последние сомнения (или, точней сказать, надежды…), Алексей поспешно натянул домашние брюки и вышел из комнаты.

Он неторопливо обошел весь дом, в первую очередь заглянув в Лизкину спальню. Дочка крепко спала, трогательно обнимая во сне уже изрядно потертого плюшевого Тэдди – медвежонка, которого он привез ей из Англии. Алексей немного постоял над спящей девочкой, любуясь ее разметавшимися по подушке черными кудрями и точеным, еще по-детски кукольным профилем. Лизка подрастет и превратится в настоящую красавицу. Маленькая принцесса… Она так раньше и говорила: «Я, когда вырасту, стану Принцессой! Правда, папа?».

– Правда, – Алексей тихо с горечью проговорил и вышел из комнаты.

Вряд ли ему теперь удастся быстро уснуть. Алексей обошел весь дом. «Одинокое привидение патрулирует свои владения», – он усмехнулся собственным мыслям и отправился на кухню за «ритуальной» чашкой воды. Почему-то всегда, если он просыпался посреди ночи, он обязательно шел на кухню сделать глоток воды.

Споласкивая чашку, Алексей неожиданно обнаружил в раковине скомканную мокрую тряпочку. Невнимательность домработницы или Лизкина неряшливость? Алексей терпеть не мог мокрые кухонные тряпки, которыми моют посуду или вытирают стол, о чем сразу же и предупредил домработницу при приеме на работу. И настоятельно попросил не оставлять подобные «интимные» вещи кухонной утвари на виду. И вот, пожалуйста… Брезгливо морщась, Алексей двумя пальцами вытащил из раковины мокрый комок и только потом заметил, что это было вовсе не кухонной тряпкой, а шелковой косынкой его покойной жены. Той самой косынкой, которую он подарил ей незадолго до смерти.

Инга проснулась рано, как ни странно, выспавшаяся, если принять во внимание, что ресторанный «девичник» окончился далеко за полночь.

Ей приснилась бабушка – впервые за несколько месяцев. Бабушка иногда снилась ей и через сон, служащий связующим мостком между двумя берегами разных миров – реального и «того», давала ценные советы. Иногда Инга в особо трудные моменты сама прибегала к ритуалу на вещий сон, чтобы спросить у бабули совета.

– …Ты у меня умная и хорошая девочка, – бабушка в этом сне ласково гладила ее по заплетенным в косы волосам. Инга видела себя десятилетней. Они с бабушкой сидели на веранде их дома за деревянным старым столом. На клеенчатой скатерти, выцветшей на солнце, стояла огромная миска, полная спелой черешни. Якобы эту черешню Инга нарвала в соседском саду, и бабушка с ласковой улыбкой журила ее за подобные проказы.

– Бабушка, это не моя черешня… – Инге хотелось сказать, что ягоды она нарвала не для себя, а для нее и брата, но бабушка, по-прежнему улыбаясь, перебила ее:

– Правильно, Инночка, это чужая черешня.

Бабуля и во сне, и раньше – в жизни, звала ее не Ингой, а «Инночкой».

– И не для меня, и не для Вадика ты ее собирала. Ты сунулась в чужой сад и собрала ягоды для других людей. И тебе же, Инночка, придется возвращать эту черешню. Ты опять против воли сунулась туда, куда не должна была бы соваться…

– Я никуда не совалась, бабушка! – Инга тут же возмутилась и хотела сказать, что это брат подбил ее забраться в чужой сад за черешней, но бабуля опять оказалась проницательной: