— Нет, — сказала я Соне. С кухни выглянул Сатана, ему я тоже сказала: — Нет.

И добавила в третий раз, для весомости, для себя. Весь день ходила и между делом представляла себе Дуньку, которая сидит там, среди тибетцев, в аэропорту, на железном стульчике, голодная, потому что купить пожрать ей не на что. Она же моя, Дунька. Хоть и непутевая. Заболело сердце, остро захотелось выпить. Я первый раз пожалела, что кормлю грудью. Бокал коньяка бы мне не помешал.

Вечером я стояла в ванной, смотрела на своё отражение. Вот что во мне такого, что неприятности ко мне липнут? Что во мне не так? За стенкой миллионерский сосед фальшиво пел популярную и не очень приличную песенку. Когда он старательно и пронзительно — для моих ушей — тянул самую высокую ноту, а потом вдруг сорвался, погрузив комнату в тишину, я решилась. Он снова замурлыкал, я открыла онлайн-банк и быстро перевела всю требующуюся сумму, добавив сверху немного — пусть уж пожрет, быстро, чтобы не передумать, не глядя на сумму комиссии. Подтвердила перевод и поняла — правильно. Иначе бы просто с ума сошла от беспокойства. А теперь камень с души. И даже миллионерское пение не раздражает. Я пошла в комнату к своему ребёнку, даже не замечая, что мурлычу под нос тот же мотив.

Мне выдали портфель. Он натирал плечо и был тяжёлым: в нем пластиковые папки с файлами и стопки бумаг — на многих из них мои подписи. Я поднялся к своему секретарю отдать очередную папку. С тоской заглянул в кабинет — за полированным столом сидел мой заместитель. Заметил меня — вид сконфуженный. Ничего, я и сам малость сконфужен. Бывает. Хотя, о чем это я? Я — в бешенстве, но изо всех сил напускаю на себя равнодушие.

— Вы скоро вернетесь? — спросила Света мне вслед, привстав со стула.

Света — моя секретарша.

— Не знаю, — честно ответил я. — Может, кофе нальешь?

Кофе Света варила, что надо. Сразу подхватилась с места, унеслась на кухоньку — у нас была своя, отдельная, а еще душ и комната отдыха. Точнее — все моё, я, бывало, жил тут. Я сел в кресло в приёмной, с удовольствием выпил кофе.

— Дмитрий Сергеевич даже туалетом вашим не пользуется, — доверительно шепнула мне Светка. — Боится. Давайте уже скорее, мы вас так ждём!

Попрощался, повесил на плечо свою котомку, вышел. Снова покурил на лестнице, благо, что ею у нас почти никто не пользуется. Сигареты, пожалуй, единственная моя вредная привычка. Порой казалось, что я начал курить только потому, что Кирилл не курит. А дед курит. И вечером мы могли засесть с ним вдвоём с сигаретой, а Кирилл становился лишним. Сейчас деда в моей жизни все меньше, а досадная привычка осталась.

Стеклянная дверь, ведущая на лестницу, открылась — вышла Даша. Ходили слухи, что она спала с братом, но так ли это — утверждать я бы не взялся. Одно из железных правил, вбитых нам дедом — не трахаться с коллегами. Я соблюдал его свято, может, потому, что и соблазна особого не было — баб хватало и помимо офиса. Снова вспомнил Лизку, поморщился.

Даша достала сигарету — бабскую, длинную, пахнущую сладко до противоестественности. Закурила. Может, и правда с Кириллом спит, раз храбрая такая?

— Совсем старик в маразм ударился? — спросила она, выпустив дым.

Раньше она со мной так вульгарно себя не вела. Она что, не понимает, что блажь у деда пройдёт, а я останусь? И не её собачье дело, почему я уступаю. Во мне снова проснулась уверенность в себе.

— Во-первых, не старик, а Михаил Степанович. Во-вторых, решения руководства тебя не касаются. В-третьих, хватит, блядь, курить на лестнице.

— Бу-бу-бу, — говорит вконец охреневшая Даша. — Как страшно.

Вернусь в свой кабинет — уволю. И плевать, что её Кирилл в штат брал. Скажу своим девочкам — они у меня, во главе со Светкой, боевые: выживут — сама убежит. Дашка улыбается. Провоцирует меня. Её Кирилл подогнал? Чтобы я вышел из себя, сломался, плюнул на все эти игры и, пинком открыв дверь, вернулся в свой кабинет? Чтобы доказать деду, что я настолько слаб, что не продержался и двух недель?

— Шла бы ты, — советую миролюбиво, беря себя в руки.

— Накажешь меня? — шепчет она.

Губы в насыщенно красной помаде кривятся, обнажая полоску белых зубов. На работе у нас дресс-код, но Даша обходит его, не нарушая правил. Она кажется голой. А может, баб с такими телами, во что ни обряди — в глаза бросаются? Но я прошёл крещение Лизкой. У меня теперь иммунитет. Но Лиза, в отличие этой мадам, глупа, как пробка.

— Детка, — говорю я, опираясь ладонью о стену над её плечом. Даша вскидывает подбородок, смотрит мне в глаза, улыбается. — Накажу. Но пороть не буду. Премии лишу и выкину с волчьим билетом. А сиськами своими перед Кириллом тряси.

— Козёл, — говорит Дашка, впрочем, совсем беззлобно. Поднимается по лестнице, чуть покачивая бедрами. Потом, правда, все же обернулась. — Герман, хороший мой. Ты — курьер.

И закрыла дверь за собой. Сучка. Я тоскливо подумал, не закурить ли мне ещё, потом отказался от этой идеи. Посмотрел на горшок на подоконнике — мой прошлый окурок убрали, а вот Дашкин некрасиво дымится. Я оглядываюсь — не видит ли кто, тушу окурок и отношу его в урну. Разгильдяй я только на публике. Ненавижу грязь.

Дашка ушла наверх — работать в красивых кабинетах свою работу. Я, перепрыгивая через две-три ступеньки — вниз. И по карьерной лестнице, и по обычной. Курьером мне ещё минимум две недели работать. 

Ближе к вечеру, когда я проехал по городу столько, что начал размышлять, не подработать ли мне заодно таксистом, позвонила мама. Я вздохнул. Говорить с матерью не хотелось, хотя она у меня хорошая: в мою жизнь не лезет, порой не показывается месяцами, но положенное по статусу беспокойство проявляет.

— Сын, — бросила она, даже не поздоровавшись. — Что там дед чудит?

— На прочность проверяет.

— Глупости какие. Сейчас Таня звонила, Кирилла выкинули из квартиры, чтобы он был с тобой на равных условиях. Герман, тебе что, негде жить? У меня квартира пустая в центре города. Как при царе Горохе, право слово!

— Мама, все хорошо! Это же только на время!

— Хочешь, я тебе денег дам? Дед не узнает.

— Большой брат видит все, — назидательно произнёс я. Настроение у меня и правда поднялось, Кирилл мне не говорил о проблемах с жильем. Денег у него, конечно, побольше, чем у меня, но, учитывая, что нам позволено пользоваться лишь одним счётом, живёт он, поди, в такой же квартирке, что и я. И это меня радует. — Мам, правда.

— Нет, — шепчет мама, словно дед стоит за её спиной. — Дед сказал, что это только первый уровень, и он сделает из вас людей! Меня это пугает. Не нужно мне человеческого сына, я к тебе привыкла…

Попрощался с мамой, припарковался у обочины, задумался. Сколько, вообще, у деда уровней? Что там могло прийти деду в голову? Годовой целибат за неудачную женитьбу? Что день грядущий нам готовит… Незнание напрягает так, что даже вид Кирилла в хрущевке уже не радует. Домой не хочется, да и что это за дом? Домом я считал резиденцию деда за городом, но по причине взрослости уже лет десять показывался там лишь наездами. По сути, как такового жилья у меня не было, оно мне и не нужно было — во владении семьи много недвижимости. Первую квартиру я по дурости купил Лизке в подарок — ей она и осталась. И теперь вот эта вот… и туда не тянет.