– Халява! – подытожила сильфида. – Великий дух Халява.

Ей все всегда было ясно.

– Давайте лучше решать, что делать дальше.

– Лично я буду спать. А вы думайте, – заявил спригган.

Стали думать. Решили дождаться вечера, а дальше – мнения разделились. Энка хотела на юг, в наемники к сехальцам. Там платили золотом, не обращали внимания, человек ты или нет. И даже не знали про Инферн.

Меридит не любила жару и сехальскую еду. К тому же ей казалось зазорным участвовать в бесконечной междоусобной грызне мелких царьков, в то время когда грянула великая битва миров.

Эльф участия в разговоре не принимал. Он до сих пор не мог разобраться, что заставило его, вопреки эльфийским принципам, присоединиться к странной компании «онельнов» – так называли эльфы всех представителей малых народов без разбору: спригганов, дис, сильфов, дев корриган, фей, троллей, лепреконов и многих-многих других. Себя эльфы именовали «альвен» – первородные. Были еще «альорке» – горные гномы, гоблины, кобольды, «альмэнс» – чужие, то есть люди. И «эмортэ» – те, кого в Староземье именовали емким словом «нежить».

Спор дисы с сильфидой разрешил Хельги. Он проснулся от их ругани, сел и тоном, не терпящим возражения, заявил:

– Пойдем на север. Я хочу рыбы, – и заснул снова.

К удивлению Аолена, девицы сразу согласились.

– За ночь уйдем как можно дальше от города, а там, глядишь, можно будет двигаться и днем. Пойдем по старой дороге на Эскерольд, она почти заброшена. Потом свернем на запад и вдоль Безрудных гор выйдем к побережью, – озвучила более развернутый план диса.

– А потом? – рискнул спросить эльф.

– Поедим рыбы и решим, чего нам еще захочется, – ответила Энка, – может, винограду?

Они шли навстречу войне. Все отчетливее становились ее приметы: ночные дозоры по околицам деревень – от них приходилось скрываться, маркитантские обозы, колонны солдат, месившие грязь весенней распутицы. И первые жертвы. Нет, Инферн был еще очень далеко. Это народы Срединных Земель резали друг друга почем зря, охваченные массовой ксенофобией.

– Если так пойдет дальше, – заметила Меридит на третьи сутки пути, стоя посреди разоренной эльфами деревни, – инферналам не с кем будет воевать. Интересно, они сильно огорчатся?

Хельги ткнул сапогом тело землепашца. Оно лежало в луже, из груди торчала изящная, серебристая эльфийская стрела.

– Не понимаю я этого идиотизма. Вместо того чтобы объединиться перед угрозой Инферна, люди с эльфами взялись друг друга истреблять. Что ты обо всем этом думаешь? – обратился он к эльфу.

Аолен молчал. Горло его сдавил ужас. Он ждал гибели в сыром застенке, он видел разлагающиеся трупы горных эльфов во рву, убитых ни за что, просто на всякий случай. Это было тяжело и больно. Но чего еще ждать от людей – наглого, грубого, жестокого народа?

Сейчас же он наблюдал страшную картину разорения, учиненного не кем иным, как эльфами – мудрыми, благородными, снисходительными. Как могли его соплеменники, славящиеся любовью к красоте и гармонии, совершить подобное?

Вот юноша, пригвожденный к косяку двери, лицо изуродовано болью и страхом. Стрела поразила его в область ниже живота, он долго страдал, умирая. Вот старуха, наполовину вывалившаяся из окна, юбка бесстыдно задралась, обнажив грязное белье. Мать с ребенком, пронзенные одной стрелой в куче конского навоза.

Эльф покачнулся, липким комком подступила тошнота.

– Силы Великие, – прошептал он, – зачем они ТАК? Почему?

– А потому! – невесело усмехнулась Меридит, кивнув вправо: – Смотри!

Он посмотрел. И увидел. Головы эльфов, насаженные на частокол.

Ветер шевелил серебристые волосы, возникало жуткое впечатление, будто несчастные еще живы.

Ноги эльфа подкосились…

– Да ладно тебе! – утешала Энка. – Не бери в голову. Война есть война. Тем более не вы первые ее начали.

– Все равно! – Голос Аолена дрожал. – Нельзя опускаться до грязной, безобразной мести. Война – это искусство, жестокое, но по-своему красивое. Нельзя превращать войну в бойню.

Хельги повернулся к лежащему эльфу, спросил с иронией:

– Тебе часто приходилось воевать? Не приходилось? Оно и видно. А мы, знаешь, всю жизнь только этим и занимаемся, так что поверь на слово. Война – это и есть бойня. Всегда. Даже если начинается красиво – ну там полководцы на белых конях, поединки перед строем, – заканчивается все равно бойней. И то, что ты видишь здесь, далеко не самое страшное. Ваши действуют более или менее… гм… аккуратно.

– Вот-вот! – подхватила Меридит. – Помнишь, когда мы выбили из атаханского аула моджахедов, что там было? А Корр-Танг после орков?

Энка скривилась:

– Не вспоминай, приснится!

Эльф поднял голову.

– Скажите, – спросил он, сам не зная зачем, – а вам приходилось убивать… мирных жителей?

Энка фыркнула и кивнула на Хельги с искренней досадой.

– С ним убьешь, пожалуй! Я раз хотела вырезать одно семейство в Кангаре – они нас чуть не отравили. Так нет! «Кто будет доить их корову? Кто будет пасти овец? Ах у них еще и собака есть, она будет горевать! Ах и кошка будет горевать!» В общем, дали хозяину в морду и ушли. Мой тебе совет, – она назидательно помахала пальцем перед носом эльфа, – надумаешь воевать с Хельги – заведи хотя бы крысу, и жизнь тебе гарантирована.

– Ну и нечего издеваться, – обиделся Хельги. – А тебе бы только резать направо и налево…

– Знаете что, – поспешно вмешалась Меридит, – хватит препираться, пошли отсюда. Расселись среди трупов, как упыри!

Они покинули злосчастное селение и, не рискуя идти открыто, свернули в чащу, побрели параллельно дороге, шагах в пятидесяти от нее.

Чаща оказалась непролазной из-за густо разросшегося подлеска. Аолен морщился, продираясь через колючие заросли. На языке эльфов такой лес назывался «смоольд» – грязный. Энка шипела и не вполне цензурно ругалась. Она не привыкла ходить пешком.

Обычно сильфы летают на грифонах. Зачарованные грифоны – очень удобный транспорт. Заботиться о них не надо совершенно, достаточно просто отпускать на ночь. По первому зову хозяина зверь вернется. Есть только одна сложность. Если владелец не касается головы своего грифона в течение трех суток, тот обретает свободу и улетает уже навсегда. Нового грифона заполучить можно, но за бешеные деньги и, разумеется, только в Сильфхейме. Возвращение же на родину Энке не улыбалось по ряду причин. Оставалось лишь страдать, двигаясь пешком, и роптать на судьбу.

Спригган и диса шли молча.

Меридит привыкла не обращать внимания на бытовые неудобства, а задумавшись о чем-то, становилась почти бесчувственной.