— Ладно, не будем рубить, заговорим, — она мотнула головой, отбрасывая свесившиеся на лоб пряди в попытке сохранить остатки достоинства, — сам отсохнет.

Аверин посмотрел на нее долгим, пронизывающим взглядом, а потом расхохотался, перехватил за плечи — таким же стальным захватом — и потянул на себя. Ольга, страшась повредить перевязанную грудь, не смогла отбиться и оказалась зафиксирована в нескольких сантиметрах над Авериным. Он держал ее на весу, и она мысленно изумилась, насколько сильные у него руки.

— Не дождешься, — хрипло не сказал, выдохнул.

Губы скользнули по губам, до нее донесся шепот «Вкусная!» а дальше произошло что-то необъяснимое. Она словно стояла на краю пропасти, воздух вибрировал, проникая через кожу внутрь, и обволакивал чем-то тягучим и сладким. Хотелось вдохнуть этот воздух, распробовать, ощутить как он растекается дальше по телу, она приоткрыла губы навстречу горячему дыханию. И рухнула в пропасть.

Как сквозь вату донеслись звуки входящего вызова. Аверин одной рукой взял с тумбочки телефон, а второй продолжал придерживать ее затылок. Ольга с жадностью смотрела на его губы, желая только одного — чтобы они перестали что-то говорить Андрею Григорьевичу, а вернулись к ней и продолжили так потрясающе ее съедать. Как же вкусно с ним целоваться, ммм… Пока не начала потихоньку прозревать.

Отчаянно уцепилась за край пропасти и с трудом из нее выползла, стряхивая наваждение и не переставая ужасаться. Она, практикующий хирург, лежит на кровати под боком у собственноручно прооперированного ею пациента с пулевым ранением — спасибо, не навалилась на его зашитую рану! — в самом что ни на есть непотребном виде.

Верхние пуговицы халата расстегнуты, от прически остались лишь приятные воспоминания, туфли валяются под кроватью. Стыд и позор! Ей просто фантастически повезло, что никто не вошел, вот была бы радость отделению, не каждый день увидишь такой срам.

— Андрей, пошли они все на… — Аверин отбился, а Ольга лихорадочно шарила под кроватью, пытаясь нащупать туфли, одновременно застегивая халат и приглаживая волосы.

Аверин закончил говорить по телефону и наблюдал, как она собирает истории болезни, рассыпавшиеся по полу.

— Куда ты собралась? — спросил недовольно. — А-ну вернись!

И схватил за руку. Ольга понимала, что единственный способ сейчас хоть как-то спасти ситуацию — бежать без оглядки, но вырваться было нереально.

— Оля, — строгим голосом повторил Аверин, — немедленно вернись туда, где ты только что лежала. Ты мой лечащий врач, вот и лечи, а не под кроватью пыль собирай.

— У нас очень ответственный персонал, — обиделась за коллег Ольга, — нет там никакой пыли.

— Милая, — теперь он говорил вкрадчиво, как змей-искуситель, — сюда никто не войдет, охранники предупреждены. Тебе же понравилось со мной целоваться?

И пусть у него швы разойдутся, у этого чертового Аверина, если ей не хочется его послушать! Но Ольга вскинула голову и горделиво выпрямила спину.

— Ничего мне не понравилось. Я просто тебя проверяла, Аверин, — после того, как она так низко пала, выкать было глупо.

— Проверяла? Что именно? — он выглядел не то, чтобы удивленным, скорее, заинтригованным. — Тебя интересовало, на месте ли у меня язык?

— Мы поспорили с Шевригиным, анестезиологом. Он сказал, что ты не гей.

— Я? Не гей? — возмущению Аверина не было предела. А потом он осекся и задумался. — Ну вообще-то да… Стой, нет… а, ну да… Ты меня совсем запутала, — он отпустил ее руку, растер ладонями щеки и уставился в потолок. — Значит, ты считаешь, что я похож на гея?

— Почему бы и нет?

— Ладно, допустим, — он снова пригвоздил ее к полу буравящим взглядом. — Но ты мне вот что скажи, только честно, — Аверин выглядел серьезным и собранным, Ольга напряглась, прижимая к себе истории болезни, — анестезиологу твоему это зачем?

Они смотрел с опасным прищуром, Ольга не выдержала, спрятала лицо за бумагами и зашлась беззвучным смехом, прислонившись к тумбочке.

Аверин ржал так, что даже охранник заглянул, с опаской понаблюдал и закрыл дверь.

— Аверин, у тебя швы разойдутся, — простонала Ольга, обмахиваясь историями болезни как веером.

— Ничего, по новой зашьешь. Иди сюда, — отсмеявшись, приказал Аверин и снова потянул ее на себя. Истории болезни художественно рассыпались по полу. — Не сачкуй, проверяй!

Он попытался втянуть ее в тягучий изматывающий поцелуй, но в этот раз Ольга героически устояла.

— Аверин, ты знаешь, что ты маньяк? — пробормотала, отстраняясь, хоть и с трудом. — Тебя надо бромом отпаивать. Откуда у тебя силы берутся? Ты же чуть не умер на операционном столе, я сама видела.

— Ты все время забываешь о моих уникальных способностях, милая, — Аверин хищно сверкнул глазами и ухмыльнулся. — И разве я тебя не предупреждал, что мне показан здоровый секс?

Ольга безнадежно махнула рукой и в который раз собрала с пола бумаги, годящиеся уже разве что для растопки камина. Или костра.

Ольга обожала выходные, но в этот раз субботу еле пережила. Весь день промаялась, домашняя работа не клеилась, все валилось из рук, а в голове как в замедленной съемке проплывал их поцелуй с Авериным.

Такой тягучий, обволакивающий, от которого кожа становилась настолько чувствительной и уязвимой, что одежда казалась наждачкой. Хотелось сбросить ее всю и обернуться этими поцелуями…

Оля вздрагивала и трясла головой, пила кофе и становилась под душ — ничего не помогало. Устав бороться с собой, позвонила в больницу узнать, как состояние Аверина.

Нормальное у него состояние, сказали ей, поужинал и спит. Ольга даже почувствовала себя оскорбленной. Спит он! Нет бы помучился от бессонницы или хотя бы поел без аппетита, пока она тут места себе не находит.

Да нет же, стрескал все, еще и возмущался, что не позволили из ресторана себе еду заказать, мало ему, видите ли. Она вот еле заставила себя кусочек сыра съесть. А ему и нельзя много, внутри одни швы.

Хотя кто его знает, может он и правда там себе все новенькое отрастил. Дальше неизменно в памяти всплывало, как она сидела на нем, и мысли снова возвращались в наезженную колею. Почему Аверин обращается с ней так, будто она уже его женщина? Она слишком легкомысленно выглядит? Или доступно себя ведет?

Так вроде бы и отбивалась достаточно, и вырывалась, даже геем обозвала и маньяком. Кто ж виноват, что у него такие сильные руки, у нее все ноги в синяках вверху, там где он ввинчивал свои пальцы…

В воскресенье сестра подбросила племянников до вечера, и это здорово отвлекло от надоевших раздумий. А потом позвонил Леха.

— Ольчик, выручай. Отдежурь за меня в ночь, а? Я потом в рабство тебе продамся!