— Простите, простите, пожалуйста, — снова извинилась я.

Он надел очки, повернулся ко мне, и тут выяснилось, что он ужасно похож на Кларка Кента[10]. Когда наши глаза встретились, сердце у меня заколотилось, и пришлось напомнить себе, что сходство сходством, но я вовсе не нахожусь в обществе переодетого супергероя. Или нахожусь? Хорошо, что он журналист, — иначе я сочла бы его слишком привлекательным. Но журналисты не в моем вкусе.

— Ничего, не беспокойтесь, — неубедительно произнес он.

— О нет, я вас поранила, — ответила я, заметив, что царапина начала кровоточить.

Ну вот, я пустила ему кровь. Жуть. Я осуждающе посмотрела на свои ногти. Не лучший способ обращаться с Кларком Кентом.

— Ничего, ничего, — бормотал он, лишь бы избавиться от меня, одновременно листая блокнот и роясь в кармане куртки в поисках другой ручки.

Он вернулся к слушанию, а я беспомощно таращилась на его ошалевший, поцарапанный профиль, в то время как за моей спиной сенатор Роллингс с тягучим южным акцентом произносил обличительную речь против «систе-емы страхова-ания». Кларк Кент что-то записывал, и мне до чертиков захотелось прикоснуться к царапине на его лице. У меня есть носовой платок. Может, просто вытереть кровь? Возможно, даже не спрашивая разрешения.

— Может, вам хотя бы дать пластырь или еще что-нибудь? — прошептала я ему на ухо.

— Мне нужно слушать, — с явным раздражением ответил он.

О боже, он меня ненавидит.

— Ну хорошо. Что ж, еще раз простите, — запинаясь, пробормотала я ему в спину. — До свидания.

Спасаясь бегством, я почувствовала, что краснею. По крайней мере, я выгляжу в тон одному из своих предметов обуви.

К половине шестого, когда пора было сопровождать Р.Г. в «Вашингтон Хилтон» на прием Американского фонда исследований СПИДа, я еще толком не пришла в себя. Навестив днем Альфреда Джекмена, я обнаружила его в отключке, среди оберток от содержимого мини-бара. Я еле убедила его временно (до окончания слушаний) передать мне остатки наркоты, поклявшись, что лично отвечаю за их сохранность. Радость победы была недолгой — ее сменил парализующий страх, когда я поняла, что добровольно вступила во владение здоровенным полиэтиленовым пакетом, полным превосходной канадской анаши.

Я семенила за Р.Г. к седану с тонированными стеклами, так и чувствуя пакет на самом дне сумки, которую наивная бабушка подарила мне на Рождество. Клянусь, я слышала шелест листьев и шуршание пластика, и мне казалось, что все вокруг тоже слышат его и вот-вот опознают. Я словно стала взволнованной героиней осовремененного «Сердца-обличителя» Эдгара По[11]. В этой версии, переделанной для ленивой толпы, сумка контрабандной травы шуршала достаточно громко, чтобы свести меня с ума и раскрыть мое преступление. Когда я села в машину рядом с Р.Г., на меня накатил приступ тошноты.

— Как себя чувствует мистер Джекмен? — спросил сенатор, приподняв бровь. Автомобиль выехал со стоянки Рассел-билдинг и влился в поток машин. Р.Г. знал — что-то стряслось, но детали его не интересовали. Мне это было только на руку, учитывая, какие именно детали.

— К завтрашнему дню он поправится, сэр. Не беспокойтесь. Я очень сожалею о задержке.

— Хорошо, — коротко ответил он. Р.Г. не собирался развивать тему, у него хватало дел вне моей скромной области компетенции. Он требовал сообразительности и результативности, и, если честно, обычно я была на высоте. До сих пор. Сегодня я немного не справилась.

Я достала папку АМФИС[12].

— У меня есть список гостей, в нем маркером помечены люди, к которым следует проявить чуть больше внимания. Например, Ник Саймон чувствует, что им пренебрегают. Он намекал, будто у нас слова расходятся с делом, и я заверила его…

Р.Г. перебил меня.

— Саманта…

Я подняла глаза от бумаг.

— Да, сэр?

— Вы хорошо себя чувствуете? — грубовато спросил он.

О боже, он показывает на мою сумку. Он знает. Он опознал шуршание? Альфред Джекмен настучал на меня? Ну вот, это произошло. Я уволена.

— Сэр, я понимаю, это нехорошо, но хочу, чтобы вы знали: я курила марихуану всего пять раз в жизни, последний из них восемь лет назад, и она никогда мне не нравилась, потому что на следующий день я не могла вспомнить даже самые простые вещи, вроде своего телефона. И я никогда не принимала других наркотиков, не считая алкоголя в очень умеренных дозах.

Р.Г. смотрел на меня, крайне смущенный.

— У вас скверный синяк.

Я посмотрела, куда он указывает — на желтоватые следы у меня на руке, прямо под ремешком сумки. Я знала, что это отметина от пряжки ремня Кларка Кента.

— Ах, это. Все нормально. Эта царапина не связана с наркотиками. — Я попыталась улыбнуться.

Несколько секунд Р.Г. тяжело смотрел на меня, потом покачал головой и принялся листать бумаги из папки АМФИС. Я сидела и смотрела в окно, переживая из-за своего звездного выступления. Я старалась думать о том, что Р.Г. размышляет над вопросами национальной политики, поэтому есть вероятность, что более важные вещи заставят его забыть мою случайную наркоманскую исповедь.

Какая же я дура.

Мое низвержение в водоворот ненависти к себе прервал звонок — сработало напоминание в календаре «Блэкберри»: сегодня Бруклинскому мосту исполнился сто двадцать один год. Я выключила звонок и мысленно отметила праздник, пока Р.Г. продолжал читать.

В средней школе меня заинтересовала «Большая книга праздников», которую методист хранил за конторкой. Все началось с необычного решения отмечать малоизвестные праздники, вроде Весеннего праздника древонасаждения или Дня признательности дворникам, и постепенно переросло в увлечение загадочными годовщинами. Как только я выбрала хобби, мой календарь быстро заполнился, и, что забавно, каждый день стал праздником. Я скромно отмечала их, иногда только вспоминая, иногда — не только. Например, чтобы отметить четырнадцатую годовщину публикации первой книги Дипака Чопры и рождение его империи самосовершенствования, я сводила себя в новый индийский ресторан на Дюпон-серкл. Что же делать с Бруклинским мостом? Может, лечь спать в ночнушке с надписью «Я люблю Нью-Йорк»?

Я смотрела на размытые от скорости посольства на Массачусетс-авеню, потом мы свернули на Коннектикут-авеню и затормозили перед толпой камер, журналистов и СПИД-активистов.

Р.Г. отложил папку, закрыл глаза, а когда открыл, они были ясными и внимательными.