Мэри не вполне понимала, что означает для нее оранжевый цвет. Однажды Энни даже покрасила волосы в пурпурный цвет в знак того, что поддерживает Барни, которому, как она чувствовала и как могла прочесть в газетах, был нанесен тяжелый удар. Сейчас это могло означать протест против отношения общества к динозаврам. Энни умела противопоставить себя обществу и достигла в этом больших успехов. Впрочем, это могло иметь отношение и к параду планет. Ее друг был большим авторитетом в области астрологии.

Энни никогда не пыталась закусить удила, как это сделала Мэри. Она имела свое мнение обо всем и в этом была похожа на Софию. Свое мнение она обычно высказывала бурно и страстно независимо от того, соответствовало ли оно общепринятому или нет и хотели ли окружающие его выслушать. Что же касалось Мэри, то она была склонна слушать Энни, а не Софию.

Энни была верной и надежной. Если она вас любила, то относилась к вашим проблемам как к своим собственным и оставалась вашим другом на всю жизнь. Но если вы наступали ей на больную мозоль, она тотчас же сообщала вам, что она наполовину еврейка, наполовину итальянка и что если еврейская сторона ее характера делает ее спокойной и ровной, то этого никак нельзя сказать о другой ее стороне.

Всем, кто, имел дело с итальянцами, известно, что лучше держаться от них подальше, если они не в духе. Итальянская женщина, жаждущая мести или огорченная чем-нибудь, гораздо опаснее, чем Система физиологического контроля. Обычно мужчины не в силах справиться с ними, когда они входят в раж, как свидетельствует фильм «Четыре времени года», в котором Алан Альда, играющий мужа Риты Морено, совершенно уничтоженный поведением жены, высовывает голову из окна и орет во всю мощь легких: «Моя жена итальянка!»

Будто это все объясняет.

Но Мэри полагала, что скорее всего так оно и есть.

Распаковывая очередную картонку с книгами, она принялась расставлять романы в твердых обложках в свои новые зеленые, как одежда стрелков Робин Гуда, книжные шкафы, стараясь поставить их так, чтобы яркие глянцевые обложки выглядели привлекательно. Она даже присела на корточки, чтобы полюбоваться ими.

Новые книжные шкафы. Новая квартира. Новая жизнь.

Даже вопиющие замечания Энни сегодня не могли испортить ей настроения. Она въехала в свою новую квартиру. Теперь Мэри оказалась в стороне от панталончиков бабушки Флоры, вывешенных сушиться на карнизе для занавесок. Теперь она рассталась с безумием, считавшимся нормой в доме Руссо. Теперь она была далеко от обволакивающего и удушающего голоса матери.

— Твое несчастье, Мэри, — сказала ей мать, узнав, что она собирается съехать с квартиры, — в том, что ты слишком независима. Мужчины не хотят жениться на Мисс-Знаю-Все, наженщине, у которой свой бизнес и которая сама им заправляет. Они хотят кого-нибудь, кто может позаботиться о них, погладить их одежду, подстричь им ногти на ногах. Они хотят получить жену!

Ну что же, возможно, они и хотели обзавестись женой, но Мэри наконец смогла сама выбрать себе образ жизни и намеревалась сохранить его. А ее новая квартира стала для нее почти таким же источником радости, как и свобода. Эта четырехкомнатная квартира не была новой. Но она принадлежала ей, Мэри. А что касалось ее квартирной хозяйки, миссис Фораджи, вдовы весом в двести с лишним фунтов, вернее — ее душевного настроя, то он зависел от промежутка между двумя порциями ее сочного рагу. К тому же квартира располагалась как раз над новым рестораном Мэри, что было очень удобно. Ресторан, по расчетам Мэри, должен был открыться через пару недель, а возможно, и раньше, но это в значительной степени зависело от ее поставщиков.

Пока что поставщик напитков не особенно ей содействовал.

Мэри получила лицензию прежнего владельца ресторана и убедилась, что этот ресторан «засветился» несколько раз и фигурировал в полицейском досье как место, где продавали спиртные напитки несовершеннолетним. Мэри пришлось иметь дело с Комитетом по надзору за продажей алкогольных напитков в штате Мэриленд, и она, проявив упорство и терпение, урегулировала этот вопрос и добилась, чтобы ресторан «У мамы Софии» был открыт в срок.

«У мамы Софии». Это название сначала фигурировало как шутка в разговорах Мэри с сестрой. С самого начала мать Мэри была категорически против открытия ресторана, и именно поэтому Мэри пришла в голову мысль назвать ресторан ее именем. Конечно, София вначале рвала и метала, но теперь эта идея ей нравилась, она даже как бы забыла, что все время пыталась ставить Мэри палки в колеса.

— Ты еще пожалеешь, Мэри. Дело не выгорит, Мэри.

Но дочь была убеждена, что все получится. Уж об этом она была намерена позаботиться. Хотя бы для того, чтобы утереть нос Софии.

— Телятина всегда была в цене, — заметила Энни, возвращая Мэри к настоящему моменту, — и никто бы никогда не получил скидки в мясной лавке Сантини без серьезной причины. Миссис Сантини не так жаждет избавиться от Лу, как Лу жаждет забраться к тебе в трусики. Как я слышала, у него большая-пребольшая итальянская сосиска, которую он хотел бы предложить тебе попробовать.

Хотя Мэри старалась не реагировать на непристойные шуточки Энни, она не смогла удержаться от смеха.

Ее подруга всегда забавлялась тем, что высказывала всевозможные скабрезности, и Мэри часто жалела, что не может быть такой же вольной на язык и говорить все, что придет на ум.

— Ты гадкая и испорченная, Энни!

— Так скажи мне, он уже подъезжал к тебе?

Мэри терпеть не могла таких разговоров и прямолинейных вопросов Энни, а той очень нравились подобные темы. Вообще-то Энни была слишком хороша для таких разговоров. Она была умна и слыла достаточно светской. Она получила степень по социологии, но находила свою профессию слишком изматывающей и удручающей и уже несколько лет как перестала заниматься ею. С тех пор она меняла одно место за другим — побывала и продавщицей, и официанткой и администратором в отеле. Некоторое время она даже работала на «горячей линии» и отвечала на срочные телефонные звонки. При этом она утверждала, что эта работа весьма ее стимулировала и значительно обогатила ее и без того вводящий собеседника в краску лексикон.

Теперь Энни собиралась стать менеджером и старшей официанткой «У мамы Софии», и Мэри была вне себя от счастья.

— Наконец-то мы с тобой поработаем вместе. Вдвоем мы горы свернем, — сказала Энни, когда Мэри предложила ей эту работу.

Они с Энни теперь все делали вместе, как когда-то в детстве. Тогда они, случалось, просыпали уроки, участвовали в конкурсе на правописание, продавали лимонад с лотков на благотворительных базарах, а чаще не лимонад, а вино из запасов отца Энни, которые тот хранил в подвале, и печенье с инжиром, изготовленное бабушкой Флорой. Бизнес у них шел хорошо до тех пор, пока Сид Голдман не обнаружил, что из его подвала исчезло три галлона его любимого вина «Конкорд».

В средней школе Мэри по настоянию Энни баллотировалась на пост председателя совета класса, но проиграла выборы, и хотя перевес в пользу другой кандидатуры был ничтожным, это надолго отбило у нее охоту начинать какое-нибудь новое дело, чреватое возможным провалом.