– Не беспокойся, – сухо ответил он. – Свалю.

– Если мы меняем обложку в последний момент, – сказала Меган, – нам придется заплатить пять тысяч фунтов типографии за переработку и отправить макет немедленно.

– Отлично. Только текст поменяем.

Это заняло пять минут. Теперь, когда мы располагали убойным текстом и такой же фотографией, можно было успокоиться и особо не мудрствовать. Так что мы написали просто: КАК ЛЮБИТЬ И ПОКИНУТЬ МИЛЛИАРДЕРА. Эксклюзивное интервью: миссис Фулгер о сексе, разводе и подкупе.

Раздался звонок. Звонила Сузи.

– Извините за беспокойство, – сказала она. – На линии адвокат миссис Фулгер. Он уже не первый раз звонит. Похоже, что-то срочное.

– Ну что ж, встретим врага мужественно. Соединяй.

Я нажал кнопку селектора, и голос Рудольфа Гомбрича эхом прокатился по комнате.

Я уже имел дело с Гомбричем и не могу сказать, что общение с ним оставило радужные воспоминания. Родился он в Швейцарии, в Цюрихе, а женился на англичанке и всю свою сознательную жизнь провел в Лондоне. У него офис в Сити, он специализируется на налогах транснациональных компаний и разводах сильных мира сего. Я случайно познакомился с ним как-то на коктейле, с ним и его женой.

– Я разговариваю с мистером Китом Престоном? – осведомился он с характерным немецким акцентом. Я подтвердил. – В таком случае должен прежде всего уведомить вас, что наш разговор записывается на пленку. Вы меня поняли?

– Да, понял.

– Ну и хорошо. Сейчас одиннадцать часов шестнадцать минут дня, четверг, 21 июня. Я разговариваю с мистером Китом Престоном, управляющим компании «Уайсс мэгэзинс лимитид». Правильно? Он начал бесстрастным деловым тоном.

– По просьбе моей клиентки миссис Анастасии Бруно Фулгер я должен официально информировать вас, что в случае, если определенные указанные фрагменты текста не будут изъяты из номера журнала «Светская жизнь», наш иск будет направлен в Верховный суд. Миссис Фулгер получила подтверждение от вашего полномочного сотрудника, что перед публикацией получит свой текст на одобрение. Миссис Фулгер утверждает, что ее высказывания были искажены, а цитаты пристрастно выдернуты из контекста журналисткой Анной Грант, и что данная статья в том виде, в котором она в настоящий момент существует, неточно отражает ее взгляды и мнения по поводу обсуждавшихся вопросов. Копия иска будет представлена в ваш офис на Парк-плейс, 32, и в типографию. Я достаточно ясно выразился?

– Абсолютно, – откликнулся я. – Что не означает, что я принимаю ваши слова. По-видимому, мне потребуется время, чтобы принять решение. И мне, конечно, тоже надо будет встретиться с нашими юристами.

Рудольф Гомбрич неловко закашлялся.

– Надеюсь, мистер Престон, что, консультируя вас по данному вопросу, ваши юристы не посоветуют вам войти в конфронтацию с мистером Бруно Фулгером или миссис Фулгер. Это было бы крайне неосмотрительно. Излишне напоминать вам, мистер Престон, что Фулгеры – довольно влиятельные персоны.

– Я непременно учту это, мистер Гомбрич.

Я сделал паузу и добавил:

– Мы начинаем печатать номер завтра в десять утра, так что нам, видимо, следует все обсудить до этого часа. Либо мы исключим те куски из интервью миссис Фулгер, о которых вы говорите, либо у вас появится шанс подать свой иск.

– Значит, до завтра, – сказал Гомбрич. – Надеюсь, что вы сделаете правильный выбор.

Я положил трубку. Все молчали, оправляясь от шока. Должен признаться, я понятия не имел, что сделаю в следующую минуту. Фотография Анастасии Фулгер в купальнике и с голой грудью по-прежнему валялась на диване. Черт подери, как же мне нравилась идея с новой обложкой! Но игнорировать Рудольфа Гомбрича с его магнитофонной записью нашего диалога было нельзя. Что же я ему наболтал? Вроде бы не так уж много.

– Ну так что? – спросила Меган. – Так или иначе, номер нужно сдавать.

Вот и думай. Я уставился в окно, выходящее на Сент-Джеймс. Видно было, как сотрудники «Кутюр» возвращались в редакцию после перерыва.

– Знаешь, что, – ответил я, – нельзя ли упасть в ноги типографским и упросить немедленно начать?

– Начать? Ты хочешь сказать – отложить печатанье?

– Нет, именно начать. Скажи, пусть начнут сегодня в девять. Тогда они смогут закончить часов в пять утра, самое позднее – в шесть, так? Я понимаю, что это обойдется дорого, Меган, но, если получится, номер будет на прилавках к завтраку, во всяком случае в Лондоне. К тому времени, как Гомбрич направит иск, половина тиража уже разойдется, и ни один судья не заставит нас пересмотреть наше решение.

– Да ты в своем уме? – взорвалась Меган.

– Как считаешь, ты сможешь договориться с типографией?

– Если не смогу, – загадочно ответила она, – значит, мои отношения с типографией не столь хороши, как мне представляется.

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что мы все кончим тюрьмой, – язвительно вставила Кей Андерсон.

– Не мы, а он, – поправил ее Микки Райс. – Кит принимает удар на себя.

– Спасибо, Микки, – сказал я. – Ты всегда умеешь поднять настроение.

На самом деле настроение мое было мрачнейшим.

После работы я не тороплюсь домой. У меня в офисе целый гардероб. В шесть часов я выпил стакан вина, переоделся в джинсы и взял такси на Бейсуотер-роуд до Ланкастер-гейт. Там есть боковая калитка в парк, через которую можно попасть прямо к Серпантину.

Англичане по большей части считают, что летним вечером Кенсингтонский парк – сущий ад, поэтому англичан там не увидишь, только арабы кучкуются семьями да американцы бегают по периметру в тренировочных штанах и потных футболках. Мне на это плевать, я могу погулять и в такой компании. Мне даже нравится иной раз надеть бейсболку, роликовые коньки и смешаться с толпой иностранцев.

Я не чемпион по роликам. Катаюсь ничего, но не более того. Анна говорит, я слишком клонюсь назад, это общая ошибка. Но я стараюсь и уже улучшил свои показатели.

Анна была уже на месте. Как правило, она опаздывает, а сегодня вот изменила своему обыкновению. Я узнал ее за полмили, она легко катилась вниз по тропинке к мосту, ловко вписываясь в повороты. Анна куда более смело ведет себя на роликах, чем я. Однажды я даже обнаружил у нее в квартире специальный журнал с фотографиями черных детишек, выполняющих головокружительные трюки в каком-то городском парке.

Мне кажется, один из стимулов, заставляющих ее кататься на роликах, – это возможность продемонстрировать свою фигуру. Она надевает облегающие легинсы из лайкры и короткую старую кожаную куртку до талии, так что попка тоже обрисовывается весьма явственно.

Она увидела, что я неуверенно качусь ей навстречу, и на лице ее появилось сердитое выражение. Она вообще-то довольно покладистая, но время от времени на нее находит: ей кажется, что дела идут как-то не так, и тогда она сердится на весь белый свет. Я думаю, она просто нервничает из-за того, что живет одна и должна сама платить по всем счетам.