— Зачем знать тебе? — тихо спросила она.

— Он отдал себя духам? — спросил Гирр.

— Нет.

— Кто он?

— Кри.

Сын ткнулся лицом в плечо матери, обнял её.

— Спасибо тебе, что выбрала мне отца, которым я могу гордиться, — прошептал Гирр.

Слова сына обрадовали Агу, родили тёплую волну благодарности к нему за то, что он, сильный и мудрый, много видевший и знающий, вызвал давние воспоминания и одобрил выбор её любви. Она поняла, что от этого нового чувства стала мудрее других женщин. А сын вдруг стал для неё много ближе и дороже. В глазах Агу впервые за всю жизнь блеснули слёзы радости.

— Манг, мой старший брат, вскормленный твоей грудью, — Гирр на минуту замялся… — Кто его отец? Тоже Кри?

— Нет, — покачала головой Агу.

— Так я и подумал.

— Почему? — удивилась мать матерей.

Гирр припомнил, как на охоте в прошлую ночь Кри велел подождать, пока кабан-секач ослабеет от раны и потери крови, чтобы легко добить его. Стрела пронзила грудь кабана, видимо, у самого сердца. Но Манг усмехнулся и крикнул:

— Устарел вождь, растратил смелость и силу!

Раненый кабан метался в камышах, не видя врагов.

Манг кинулся к нему, ударил копьём, но неудачно. Зверь повернулся к охотнику, копьё переломилось. В открытой пасти кабана в хлопьях кровавой пены сверкнули страшные клыки. В этот момент подоспевший Гирр обрушил лезвие тяжёлого топора на череп вепря и проломил его.

— Молоко твоей груди дало ловкость и силу Мангу, но духи лишили его разума, — ответил Гирр, поднимаясь. Он пощадил мать, не сказав, что разум Мангу, видимо, достался от отца.

«Почему Гирр думает плохо о старшем брате?» — недоумевала Агу, оставшись одна, и не находила ответа. Она считала, что Манг скоро заменит Кри и будет вождём. Думала так до возвращения Гирра…

Человек каменного века не знал, что такое безделье. Он позволял себе короткий сон ночью и после особенно обильной еды. Он был вынослив, упорен и терпелив. Ценой ошибок, ценой многих жизней по крупице накапливал знания и опыт. Большую часть времени тратил на то, чтобы добыть пищу. Но он часто голодал, особенно зимой, когда на землю ложился белый холодный песок. И всё же, отложив все дела и заботы, лесное племя, разместившись вокруг кострища, от восхода до захода солнца слушало рассказ Гирра о жизни южного племени, где вождём был мудрый сын Барса. Кри и Агу сидели рядом и тоже слушали во второй раз, не пропуская ни слова. Вот этот рассказ.

…Раненый Гирр ушёл от погони, взобравшись на вывернутое с корнями дерево. Сын Агу не знал, сколько дней и ночей несла его река, вздувшаяся от дождей. Вода в реке пошла на убыль и оставила большое дерево на песчаной отмели. Гирр лежал на его стволе вниз лицом между сучьями, не имея сил пошевелиться. Солнце палило спину, кричали чайки и бултыхались в воду, хватая рыбу. Плечо нестерпимо ныло, в нём толчками билась кровь, будто время от времени рану протыкали копьём. Гирр разлепил глаза, приподнял голову. До берега было далеко, но среди травы разглядел какие-то тени. «Волки, — догадался Гирр. — Караулят, когда вода совсем упадёт, чтобы напасть на ослабевшего человека». Осталось ждать неизбежного конца, и он опустил веки…

…Солнце перестало палить спину, в плече унялась боль, не слышно крика чаек. Гирр почувствовал, что лежит вверх лицом на мягкой шкуре. «Видно, отдал себя во власть духов», — подумал он и резко открыл глаза. Смуглая черноглазая женщина, низко склонившись, обмакивала перо птицы в маслянистую жидкость и смазывала ему плечо. Увидев, что светловолосый мужчина очнулся, она улыбнулась и успокаивающе погладила по голове. Её глаза, окружённые морщинами, глядели дружелюбно. Она ещё раз погладила волосы Гирра и вышла из хижины. Гирр огляделся. Пол в хижине сделан из плотно уложенных брёвен и застлан сухой травой. Основу стен и крыши составлял каркас из жердей, перевязанных гибкими ветками. Каркас накрыт пучками тростника, каждый прочно сплетён с каркасом и соседним пучком. В хижине вдоль стен сделаны возвышения, устланные тростником и шкурами, — для сна. На таком возвышении лежал Гирр. В углу непонятные сосуды, похожие на бутоны кувшинок, только больших размеров. Где-то рядом плескалась вода. Резко пахло рыбой. Гирр не успел как следует оглядеться, откинулась тростниковая дверь и в хижину вошёл невысокий, но плотный мужчина с обильной проседью в чёрной бороде. Левая половина его груди, живот и бёдра обёрнуты пятнистой шкурой. Он сел напротив, спросил сурово на языке лесного племени:

— Как твоё имя?

— Гирр, — ответил сын Агу.

— Гирр? — приподнял брови хозяин хижины. — Медведь, значит. Ну, пока ты ещё медвежонок. Из какого племени?

Гирр подумал: «Говорить ли? Не навлечёт ли он беду на родичей?..» Но его спасли, принесли в хижину, женщина лечила ему рану, и хозяин говорил с ним на родном языке, на языке лесного племени, хотя и не вполне умело.

— Я из лесного племени, что у Синей реки и Круглого озера, — ответил Гирр.

— У Круглого озера? — переспросил хозяин. — Жу! — крикнул он, — позови Сила и Нира. Глаза его смягчились, он пристально глядел на Гирра, и вдруг грустная улыбка тронула его губы.

В хижину вошли двое рослых светловолосых мужчин с серыми глазами. Их бёдра тоже были обёрнуты пятнистыми шкурами.

— Гирр, — указал хозяин на сына Агу. — Я был прав, он из лесного племени, что у Круглого озера.

Вошедшие расширили глаза и глядели на Гирра как на чудо. Хозяин пояснил гостю:

— Когда я был щенком Барса, моя мать умерла, живой дух оставил её тело. Мой отец привёл себе женщину из лесного племени от Круглого озера. Она стала мне второй матерью и подарила роду двух сыновей, Сила и Нира. Вот они. Звали мою вторую мать Зуна…

…Возглас удивления издали старейшие матери лесного племени, услышав имя Зуны. Они помнили её. Хорошо помнили, как давным-давно собирали ягоды у Круглого озера, на них налетели черноволосые мужчины и увели нескольких женщин, в том числе Зуну. Однако стойбищу и оставшимся женщинам не причинили вреда. Не вдруг угомонила Агу возбужденых родичей, чтобы дальше слушать рассказ Гирра.

…Отец любил и берёг Зуну, но она рано умерла и до конца дней тосковала о родине и родичах, — продолжал хозяин хижины, скорбно опустив голову.

— Кто ты? — осмелев, спросил Гирр.

— Я сын Барса, вождь племени, — сказал он без бахвальства. — Моё жилище — твоё жилище. Ты желанный гость из рода, близкого моему сердцу, набирайся сил, пока снова станешь медведем. В этом поможет тебе моя женщина Жу, Стрекоза, — улыбнулся вождь, блеснув зубами.

Мужчины вышли из хижины. Гирр лежал с открытыми глазами и ничего не видел. В его сознании едва укладывалось услышанное. Не иначе, добрые духи полюбили его, спасли от гибели и отдали, слабого и больного, в руки друзей.