Если я где-то запнулся посреди молитвы или забыл что-то упомянуть, то я не поправляю себя и продолжаю дальше, а начинаю всю молитву заново. Всё потому что мне страшно за моих родственников, и я специально делаю всё это, потому что хочу, чтобы у них и у меня всё было хорошо.

Какие еще изменения на лице меня коснулись? Я вдруг заметил, что на моем лице стала чуть больше выпирать надбровная дуга. Не знаю почему я каждый раз это отмечаю, но в какой-то степени меня это начинает волновать. На свои глаза в этот раз я не стал смотреть (об этом позже). Всё что происходило далее до похода в школу ничем не отличается от того, что я описывал неделю назад. Ничего нового в список моих действий не добавлялось, но и ничего не убавлялось. В общем, всё было, как и прежде.

Единственное, что можно выделить в моём походе в школу – это прослушка музыки. Взгляд на музыку моей души ничем не отличается от взгляда на природу или же книгу. Я не слышу слова, чаще я слушаю музыку на иностранном языке, и понятия не имею о чём там поют. Но эта музыка наполняет меня, заряжает каким-то определённым настроением, заставляет мыслить и видеть перед собой картины, образы и ситуации, которые мне приятны или заставляют эмоционально двигаться по этой жизни. Рисунки, которые бы я с удовольствием воплотил в жизнь. Но стандартный порядок музыки мне уже надоел, поэтому чаще всего я нажимаю перемешать. С этим есть еще одна история, связанная с моими навязчивыми идеями. Во-первых, у меня нет какого-то особенного предпочтения или любимой грубы. В одном списке музыки может находиться и Бетховен и рядом какая-нибудь Риханна. Хотя это, наверное, никак не связанно с навязчивыми идеями… Так вот, когда я нажимаю кнопку перемешать, то повторяются всё те же обряды с водой, но уже с телефоном. Я нажимаю кнопку перемешать по три раза, но чаще всего делаю это девять раз. Так как я боюсь, что я нечаянно нажал не три раза, а четыре, так как делаю это быстро, а потому, я нажимаю еще несколько раз, но, чтобы цифра три сохранилась. Поэтому под конец выходит число нажатий девять. В остальном, ничего не обычного до школы не было, но вот после…

Выйдя из школы, я не стал вновь надевать наушники. Уши уже болели от холода с надетыми наушниками. Я просто пошёл из школы до дома. Погода сегодня была такой, какую я обычно люблю. Солнца не было, небо серое. Слегка поддувает ветерок и вообще, погода такая будто скоро пойдет дождь. И тут вдруг я задумался. Я стал думать об уже прошедшем учебном дне, что стряслось на одном из уроков. Вообще, в дождь мне думается намного лучше. Я люблю дождь, но сейчас его не было. И это не помешало сильно задуматься о ситуации на одном из уроков. Тогда мы встретились с другом детства. Мы знаем друг друга еще с садика, и я считаю его своим лучшим другом. Друзей у меня за последние года 4-5 стало мало. Я бы даже сказал, намного меньше, чем было. В детстве у меня было много друзей подхалимов и подлиз. Всё потому что я из богатой семьи, и в детстве у меня была неплохая коллекция приставок, за что я безусловно благодарен родителям. Но на друзьях это сыграло злую шутку. Тогда я плохо разбирался в людях, да и сейчас, скорее всего, тоже. Но на удивление их скапливалось довольно много, но при этом если не шло речи о приставке или о каких-либо играх, то они тут же сливались. Вдруг у них появлялось много планов, или же они были очень заняты. Со временем общение со всеми этими людьми угасало. И не то, чтобы из-за этого у меня случилась какая-то душевная травма, но всё же было довольно неприятно, когда до меня это дошло. После этого в разговорах с этими людьми я совсем не могу найти о чём сказать, меня переполняет мысль о том, что делали эти люди в прошлом. Скорее всего, они уже обо всём забыли, но я всё хорошо помню. У меня память хорошая, и не всегда мне это играет на руку. Именно так я перестал заводить новых друзей за очень редкими исключениями. Так их становиться всё меньше и меньше и, в основном, говорю я уже с теми, кому доверяю больше всего.

Так мы и встретились с ним. Судьба сильно разделила нас, ведь он теперь учиться в другом классе. Мы встречаемся редко, либо на переменках, либо на некоторых уроках. До меня доходили слухи, что от него, что от кого-либо еще, а иногда и я сам это замечал, что у него появился новый друг, с которым он хорошо общался. Чем чаще мы встречались с ним, тем больше я замечал, как всё сильнее и сильнее он отдаляется от меня. Меня сильно гложила эта мысль, и я, анализируя, пытался понять, что же именно я должен сделать, чтобы этого не случилось. Не так важно, что именно я придумал, сколько то, что произошло на уроке. Мы много обсуждали различные новости, да и просто вели довольно интересный разговор. Но на что я обратил внимание именно тогда, когда просто проходил по улице – это то, как именно вёл я себя во время разговора. Как это бывает у обычных людей: они общаются и смотрят в упор друг на друга. Или же если они сидят по бокам за одной партой, то разворачиваются друг к друг и пересекаются взглядами. Но я заметил, что я беспрерывно смотрел либо только на парту, либо на него, но куда-то вообще в сторону. Мне было как-то стремно смотреть ему в глаза. При этом мне нечего было скрывать перед ним, как это обычно работает, когда человек о чём-то врет и намеренно пытается отвести взгляд. Он ни в чём не провинился передо мной, и я ни в чём не провинился перед ним. Но всё равно я всегда убирал взгляд. И не от его лица! А от его глаз! Не поймите неправильно, мне нравятся женщины, а не мужчины. Вся эта новая пропаганда мне, откровенно говоря, противна, когда я представляю её на себе (вспоминаем, как передо мной появляется визуализация этого из-за навязчивых мыслей), то мне становится противно и мерзко. Так вот, я вдруг вспомнил свои разговоры с мамой. Иногда, когда я вёл себя