Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Просто жалко человека. Жена погибла. Такая трагедия!
«Ага, ты считаешь, что убийца – Кольцов! – подумал Петренко. – Интересно, знает ли Букаев, сколь странно погибла Кольцова?.. – задался вопросом Петренко и тут же ответил сам себе: – Конечно, знает. Иначе какой он командир части. А раз знает – значит, вскорости будет знать и его супруга-полковничиха. И собутыльники полковника… А там и весь городок. Потом и вся Ростовская область наполнится дикими слухами… А потом – вся Россия. В газеты попадем… Скверно… Надо пресекать утечку и – одновременно – создавать легенду».
– Полковник! – жестко сказал Петренко, намеренно игнорируя обращение «товарищ». – Вас предупредили, что во всем, что касается данного дела, вы подчиняетесь мне? И выполняете все мои приказания?
– Д-да… – промямлил опешивший Букаев.
– Ну так вот: если информация о том, как погибла Кольцова, выйдет за эти стены, с погонами можете распрощаться. Уволят с позором. Это как минимум. А то и под трибунал пойдете. Ясно?
Полковник сразу как-то обмяк.
– И еще, – продолжил Петренко, – мне нужны помощники.
– Лейтенант, который вас встречал…
– Я имею в виду нормальных помощников, – повторил капитан.
Толстяк пролепетал:
– Будут, будут… Все будет!..
* * *
Генералу принесли шифровку в тот же день уже в 11.15.
Он внимательно просмотрел бумаги.
Ничего особо необычного в случившемся не было.
Простая публика даже не подозревает, сколько удивительного, непонятного, непознанного происходит в такой огромной стране, как Россия. Происходит еженедельно, ежедневно. Кое-что из так называемых чудес попадает в газеты. Что-то становится предметом пересудов. Многое вовсе остается незамеченным. Но практически все случившееся в итоге получает разумное, логическое, вполне материалистическое объяснение.
Практически все. Но – не все.
Шифровку, доставленную генералу, можно было бы оставить безо всякого внимания, если бы не то место, где событие произошло.
А что, если он – один из этих? Из тех немногих, кто остался?
От одной этой мысли генералу на долю секунды стало жарко.
Он нажал интерком, вызывая помощника.
* * *
Благодаря личному участию самого полковника Букаева Петренко через пять минут получил в свое распоряжение отдельный кабинет. Он принадлежал начальнику особого отдела, убывшему в настоящее время в отпуск. Здесь стоял опечатанный сейф, имелось два вентилятора и два телефона. На полке синело полное собрание сочинений Ленина в пятидесяти пяти томах. На стене висел к тому же и ленинский портрет. Портрет огромный, казавшийся несоразмерно большим для такого кабинета. «Видно, раньше этот Ильич висел в красном уголке части, – мельком подумал Петренко. – Затем его приказали вынести, а особист к себе притаранил. Интересный, видать, фрукт этот особист».
Спустя три минуты в распоряжение Петренко прибыли помощники. Это были два молодых особиста – оба в звании старшего лейтенанта. Фамилия одного была Жуков, а второго – Дубов. Первого звали Саша, а второго – Паша. Или, напротив, Жуков был Пашей, а Дубов – Сашей? Словом, старлеи были так молоды, подтянуты и неразличимы между собой, что у Петренко даже не получилось придумать для каждого отдельную кличку. Обозвал он обоих одинаково, во множественном числе: «Грибочки».
Первому из них, кажется, Жукову, Петренко поручил умереть, но выяснить, куда мог уехать капитан Кольцов.
– Поспрашайте соседей, друзей, сослуживцев… Проверьте поликлинику – может, ему давали путевку в санаторий?.. И у него, кажется, есть машина?
– Так точно!
– Он на ней уехал?
– Предположительно.
– Тогда поговорите в гаражах. Может, кто из соседей по боксам знает куда… А потом – проверьте авиа– и железнодорожные кассы: не брал ли Кольцов билет…
– Только Ростов-Дон проверять?
– Пока да… И узнайте адрес его родителей – если они живы, конечно… Про братьев-сестер – тоже… И других близких… Может, адреса друзей Кольцова узнаете… И все, что нароете, немедленно сообщайте мне.
– Есть! Разрешите приступать?
– Валяйте.
«Грибочек номер один» вышел – сосредоточенный до важности.
Второму Грибочку Петренко поручил договориться о встречах, которые он решил провести непременно сегодня.
* * *
Участковый Андрей Пивоваров отчаянно хлюпал носом и ежеминутно чихал, старательно отворачиваясь в сторонку. Он смущался из-за того, что предстал перед московским гостем в таком непрезентабельно простуженном состоянии, и нервно теребил промокший платок.
Петренко постарался отсесть на безопасное от вирусов расстояние. Участливо сказал, не утруждая себя холодно-вежливым «вы», – с участковым, хочешь не хочешь, нужно было устанавливать контакт:
– Да не щемись ты! – Петренко намеренно употребил южное просторечное слово, имеющее крайне широкий, в зависимости от контекста, диапазон значений. В данном случае «не щемись» было эквивалентом предложения: «Да не стесняйся!» – предложения, которое нормальными, литературными, словами один мужик в беседе с другим и не выговорит. – С кем не бывает! – по-свойски продолжил Петренко. – Где простыл-то так?
Участковый, опасливо ожидавший каверзных вопросов по делу, удивленно ответил:
– Раков в воскресенье ловили!
Петренко проговорил, усмехнувшись:
– Что, без прокладки ловили?
Андрей ответил – почему-то виновато:
– Да я за рулем был, какие уж тут прокладки…
– Много взяли?
– Два ведра. Слоны! Бо-ольшие! Но вчера…
Петренко рассмеялся. Ему нравился этот хитрован-казак с южным говором и простецким юмором.
Участкового, смуглолицего, с казацким чубом, Петренко, верный своей привычке давать каждому встречному-поперечному кличку-определение «для внутреннего пользования», почему-то захотел назвать: «Есаул-есаул, что ж ты бросил коня». Кликуха получилась несуразно длинной, поэтому капитан сократил ее до Есаул-Есаул. Тоже неплохо получилось.
– Ну, давай, участковый, к делу, – посерьезнел Петренко. – Труп ты обнаружил?
– Да. Вскрывал квартиру по звонку соседки из сорок второй.
– Тебе сказали…
– Что Кольцова с утра не подает признаков жизни. На встречу с подругой не пришла. Телефон не отвечает. Из квартиры вроде не выходила.
– И ты сразу примчался? Оперативно на сигналы реагируешь…
Есаул-Есаул слегка смутился:
– Не на все, конечно. Но про эту семью я давно знаю. У них там не все ладно. Скандалят часто, посуда летает, жена верещит… А при таком раскладе до беды недалеко.